"Да, я уверен; Я спросил его. И не волнуйся, я верну ему долг».
Она покачала головой. "Как? Своим телом? Я прислонился к полке, наблюдая, как играет мой сын. Впервые за шесть месяцев он был по-настоящему счастлив. В восторге. Расслабился. У него был хороший, обычный день. — Что, если он снова разобьет тебе сердце?
Я покачал головой. «Я не позволю ему. И вы не можете читать мне лекции об этих деньгах. Ты заплатил, чтобы я закончил школу.
— Частично, — поправила она меня. «Ваши стипендии покрыли большую часть расходов».
Только половина, но эй, кто следил?
«В любом случае, я найду работу», — сказал я. Я проверил сообщения сегодня утром. Казалось, в этом городе было много вакансий. Это было не совсем то, чего мне хотелось — я все еще мечтал вернуться на Французскую Ривьеру и вырастить там Ареса — но, учитывая мою последнюю договоренность, этого не произойдет. По крайней мере, не в обозримом будущем. Я встретил взгляд сестры. — Он не причинит мне вреда, — пробормотала я. «Мне придется полюбить его, чтобы мое сердце снова разбилось. А я нет.
Ложь была горькой на моем языке. Честно говоря, я не знала, почему я его любила. Может быть, потому, что, несмотря ни на что, он сделал мне самый ценный подарок. Наш сын. Он этого не знал, но он спас нас. Спас его — нашего сына. Если бы он не побежал обратно в больницу со мной на руках, я бы его потерял.
Билли бросила на меня взгляд, который показал, что она мне не поверила. — Вы уверены в этом, сестрица?
"Да, я уверен." Я снова сосредоточился на Аресе, наблюдая, как он играет с другим мальчиком. «Важно только то, что мы выжили. Что Арес в безопасности.
Вот только я не знал, кого пытаюсь убедить. Она или я.
Ни один из нас никогда не чувствовал себя уверенным в половинчатых отношениях. Видеть безумно счастливых наших родителей погубило нас. Или, может быть, дал нам совершенно новый взгляд на любовь и отношения.
«Он в безопасности и счастлив», — сказала она тихим голосом. «Но ты тоже должен быть счастлив. Я так давно не видел тебя прежнего.
— Старый я, — пробормотал я. «Я даже не помню прежнего себя».
Рука сестры обняла меня. — Тебе не кажется, что пришло время попробовать? Я пожал плечами, не зная, как вообще ответить на этот вопрос. «До того, как он разбил тебе сердце. До смерти папы. Прежде чем все пошло наперекосяк.
Моя грудь сжалась. Это было похоже на другую жизнь. Все произошло за несколько месяцев. Мы перешли от счастья к тому, что вся наша жизнь развалилась. И сенатор Эшфорд заверил, что все это будет отнято.
Я мог бы простить многое. Но не это. Никогда так. Отец был для меня всем. Нам . А жестокость сенатора лишила нас многих лет, проведенных с ним.
Одиночный выстрел. До той ночи я никогда не слышал этого звука, но знал — в глубине души, черт возьми, знал — это могло быть только одно.
Мы с Билли вскочили на ноги, стулья с громким стуком упали назад.
Мы побежали в сторону кабинета отца. Он всегда проводил там вечера.
"Папа?" Билли постучала в дверь своего кабинета, и в ее голосе пронизала паника.
Нет ответа.
Я шагнул вперед, нажал на ручку и толкнул дверь. После громкого взрыва стало пугающе тихо. Слишком тихо. С ужасом в глубине живота мои глаза бродили по комнате.
Войдя в дверь, я замер.
Сгорбившееся тело отца, его голова на столе, было первым, что я увидел. Второе, что бросилось в глаза, — дыра в виске. Кровь была последней. Столько крови, стекающей по блестящей поверхности его безупречно белого стола.
Запах меди проник в мои легкие. Я бывал рядом с ним достаточно часто, чтобы распознать его запах. Билли закричала. Это звучало отстраненно, как будто я был под водой и где-то далеко, где существовала только эта боль. Боль в груди распространялась все шире и глубже, пока каждый вздох не вызывал во мне содрогающую боль.
Я не двигался с места, следя глазами за рекой крови, растекающейся по столу. Малиновый против белого. Мой грех – моя ошибка – стал причиной этого. я вызвало это.
Я сделал шаг, потом еще один, мои конечности окоченели, а на сердце тяжело, пока я не достиг отца. Билли все еще кричала на заднем плане, но я едва мог ее слышать. Шум в моем мозгу заглушил весь шум. Все, кроме одного голоса.
Мой. «Ты сделал это», — прошептала моя виноватая совесть. «Ты сделал это. Ты сделал это».
Обычно теплые глаза папы были пустыми. Его взгляд был сосредоточен на чем-то в его руке. Бу-бум . Бу-бум . Мое сердце колотилось, боль пронзила кости, перехватывая дыхание, когда я смотрела на последнее, что видел папа перед тем, как покончить с собой.