— И особо там не мудри, — добавила Елена. — Не надо включать Баженова, ни к чему всякие банальности вроде сморкания в скатерть или матюгов по поводу и без повода. Просто будь самим собой, этого хватит.
— Как-то неприятно твои слова прозвучали, — нахмурился Олег. — Я настолько неотесанный, что мне даже притворяться не надо?
— Не неотесанный ты, а непонятливый, — вздохнула Ревина, — но я уже к этому привыкла.
В этот момент хлопнула входная дверь и в здание вошел промокший Францев.
— Льет точно из ведра, — пожаловался он подчиненным. — Два шага от машины до крыльца прошел — и насквозь!
— Так осень, — высунулся из стены Тит Титыч. — В Москве завсегда так по октябрю. Три дня вода льет, три — ветер свищет, а там, может, солнышко ненадолго покажется. А после — сызнова дожжь.
— Умеешь приободрить, — оценил его слова начальник. — Морозов с таможни не возвращался?
— Не-а, — ответила Ревина. — Звонил, сказал, что там вообще непонятно, кто за что отвечает, потому раньше завтра его не ждать. Плюс там случилось что-то, но детали он не рассказал.
Саша еще с утра отправился на один из терминалов, через который, предположительно, в страну то и дело поступали проклятые вещи из числа особо проблемных, наладил кто-то из зарубежных коллег вот такой утилизационный канал. Самим с ними колупаться неохота, проще в Россию эдакое добро спихнуть. У них, дескать, страна большая, куда-то да пристроят. Заодно и подзаработать можно, благо это же ювелирка, причем иная даже не этого века.
— Все они там знают, — усмехнулся Францев, — просто свой своего не сдаст. По сути — правильная позиция, но в нашем случае это все усложняет. Да, Олег, очень кстати, что ты здесь. Давай собирайся, скоро поедем. Вот только чайку хлебну — и помчимся. Аникушка, покрепче мне завари. И с лимончиком!
За шкафом что-то грохнуло, как видно, отдельский домовой так дал понять присутствующим, что приказ услышан и выполняется.
— Куда поедем? — не смог не спросить Олег.
— Награду получать, — пояснил Аркадий Николаевич.
— Награду? Я?
— Ну если тебя с собой беру, то, наверное, ты, а не кто-то другой, — вздохнул Францев. — Все, через десять минут чтобы был собран, подтянут и бодр. Не каждый день такое случается.
Начальник ушел наверх, Олег же недоуменно уставился на Ревину.
— Чего? — развела руки в стороны та. — Я без понятия о том, что там тебе за награда полагается. Как, впрочем, и о том, почему тебе, а, к примеру, не мне. По выслуге лет и КПД я объективно ее точно больше твоего заслуживаю.
— А Мороз больше тебя, — уточнил Ровнин, — и Савва тоже. Если объективно.
— Зато теперь тебе можно не переживать на тему «идти — не идти», — хихикнула Ленка. — Учреждение наверняка официальное, пока дождетесь, пока все формальности согласуют, то, се… Учет материальных ценностей и контроль за их распределением есть основа российской бюрократии. Хотя — странно. Времени почти шесть, рабочий день, считай, кончился. Ладно менты и медики, мы по жизни отморозки, которые всегда неправильно существуют в любых российских реалиях. Но в остальных-то государевых учреждениях люди дольше положенного в жизни сидеть не станут. Раньше свалить — да. Позже — никогда!
— А я еще и в штатском, — расстроенно добавил не особо ее слушающий Олег, а после оглядел себя. — Надо же, наверное, по форме?
— Ясное дело, — подтвердила Ревина. — Ладно, шоколадки мне теперь точно не видать, потому пойду к себе. Завтра все расскажешь — и про награждение, и про смотрины. Ну, если ты до них, конечно, доедешь.
Пока Францев пил чай, Ровнин прикидывал, за какой такой подвиг его могут наградить. Выходило — ни за какой. Нет, руки сложа он не сидел, но при этом ничего особо героического и не совершил. Разве что отбил не так давно молодую девчонку у русалок, которым она накануне на то, чтобы ее утопили, разрешение дала, причем сама о том не подозревая. Кто же, купаясь в русальную неделю, бросается фразами вроде «Вот утону, русалкой стану и буду жить вечно»? После такого тебя непременно в следующий раз, когда ты в ту же реку хоть по колено зайдешь, сцапают и на дно потащат. После того — нет, уже не тронут, но в русалии и вода, и те, кто в ней обитают, слова твои не забудут.
Впрочем, дуре-девке повезло. Олег, который вместе с Саввой приехал в этот дачный поселок из-за арыси, что повадилась местным дачницам подменышей подсовывать в коляски, аккурат перед тем, как сюда отправиться, читал одно старое-старое, еще дореволюционное дело, в котором была описана подобная ситуация. В результате сначала он бедолаге утонуть не дал, после ее, здорово перепуганную, успокоил, а следом и беду от дурной головушки отвел, пустив в ход старинный метод, почерпнутый у коллег. Чтобы русалки и водяник более на вот такую неразумную болтушку не претендовали, имелось три варианта развития событий. Первый — вовсе ей в эту реку больше никогда не соваться. Второй — замуж выйти. Смена семейного статуса то ли все добрачные грехи перед русалками списывает, то ли еще чего, но факт есть факт. Есть, видимо, в этом гражданском акте некая сакральность. Ну а третий вариант самый простой и на удивление действенный — бросить в речку на закате горящую головешку и сказать при этом: «Слова мои с тем огнем сгорели, и ты, вода, про них забудь».