Головенко разглядел красную крышу избушки полевого стана и несколько поодаль — стройный ряд комбайнов с поднятыми шнеками, словно самоходные орудия с нацеленными на дальние сопки стволами.
Головенко остановился. Он окинул взглядом хлеба, прикидывай, сколько потребуется труда для уборки урожая. Много… И его охватило нетерпеливое волнение, жажда деятельности, которые он испытывал всегда перед началом большого и трудного дела.
Он снял фуражку, махнул ею в воздухе и крикнул:
— Э-гей-й!
И тотчас же на одном комбайне выросла девичья фигура. Она постояла, видимо, отыскивая глазами, кто кричит, взмахнула платком, и легкий ветер донес ответное «Э-э-эй!»
Головенко подошел к стану. Косовицу еще не начинали. Степан прищурился, посмотрев на машины.
— Пойдет дело, Александр Васильевич?
Александр Васильевич — это был Сашка, которого теперь иначе не называли — исполнял обязанности механика. Он с тревогой следил за тем, как директор осматривал комбайны, ощупывал каждую гайку, пробовал моторы.
— Не пойдет, так заставим, Степан Петрович, не комбайны на нас ездят, а мы на них, — сказал Сашка важно.
— Когда начинать будем, Степан Петрович? — спросил Сидорыч.
— А что агроном говорит?
— Был здесь. Говорит — рановато.
Прямо с поля Головенко направился к Марье Решиной. Он передал ей записку от Николая и долго рассказывал ей о своей встрече с ним.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Сквозь сон Паша Логунова услышала заунывные звуки пастушьего рожка. Осторожно, чтобы не разбудить мужа, она вылезла из-под полога и, накинув на себя платье, вышла во двор. Земля еще лежала в прохладной синеве раннего утра. По светлому голубому небу неслись невесомые розоватые клочья облаков. Синевато-серые сопки заслоняли солнце, разгоравшееся за ними. День обещал быть ведреным. Поеживаясь от холода, Паша сняла с плетня влажный от росы подойник и пошла в коровник.
Красная комолая корова с густой челкой на лбу стояла уже у ворот. Она лениво повернула голову к хозяйке и, шумно выдохнув, отвернулась, глядя на неторопливо проходящее по улице стадо. Хозяйка подсела к ней, и тугие струйки молока певуче ударили в звонкое дно подойника.
Выдоив корову, Паша процедила молоко и пошла в клеть будить мужа. Алексей спал, сладко посапывая носом. Ей было жалко будить его — он от темна до темна работал в мастерской МТС, спал мало. Она вздохнула и принялась трясти Алексея за плечи:
— Алешенька, Алеша!
Алексей открыл глаза и тотчас же сел на кровати, тараща спросонья глаза.
— Проспал?
— Ничего не проспал, только что коров проводили.
— Сегодня же воскресник.
Высокая лесистая солка на другой стороне реки загораживала солнце; распадок лежал, окутанный темносиней тенью. В этом месте река, стиснутая скалистыми берегами, была узка и порожиста. Вода с глухим ревом мчалась через камни.
На обрывистом берегу на полусгнившей валежине сидели старики, усиленно дымя табаком, чтобы отогнать наседавшую мошку. Головенко и приехавший еще вчера инженер остановились около них, прислушиваясь к разговору. Сидорыч, яростно отмахиваясь от мошки веткой боярышника, горячился:
— А что ты головой качаешь? И построим! И построим, ты не думай!..
Он был сильно возбужден, даже шея его была красна от крови, хлынувшей ему в лицо. Головенко понял, что кто-то из стариков усомнился в возможности построить электростанцию в Красном Куте, а Сидорыч отстаивал его, Головенко, идею, как свою собственную. Не замечая подошедших, Сидорыч продолжал:
— Ведь нам электростанцию вот как надо! — Он провел ребром ладони по горлу.
— Жили до сих пор, не тужили, — сказал дед Шамаев, хитренько поблескивая глазами из-под прищуренных век.
Головенко стало ясно, что и дед Шамаев и все старики понимают нужду в станции и что они только «подзуживают» Сидорыча, горячий нрав которого и способность мгновенно вспылить были известны всем.
— Ты, поди, Сидорыч, и пахать теперь без электричества не станешь, — сказал кто-то в кругу. — Давай тебе на трактор кнопку, чтобы сам пахал.
— А и поставлю кнопку! — закричал Сидорыч: — И в избы электричество проведем, и в коровники, если есть на то наша воля…
Дед Шамаев, так чтобы Сидорыч не слышал, потихоньку сказал что-то смешное. Все сидевшие разом расхохотались. Взбешенный Сидорыч даже задохнулся. В этот момент он увидел Головенко и инженера. Ища поддержки, он кинулся к ним: