— Как бы дождя не надуло — ветер с ног валит.
— Подвод добавили? — спросил Головенко. — Проценко два бункера на землю разгрузила, а земля, как кисель; потери большие будут.
— Добавил, добавил! — торопливо ответил Герасимов. — Понимаешь, сразу-то я не учел. Как перешли на участок Марьи Решиной — что ни сто метров, то полный бункер! Вот взяла урожай!..
Герасимов покрутил головой, вспоминая объяснение с Марьей, налетевшей на него разъяренной наседкой.
— Ты, Кузьмич, домой едешь сегодня? — спросил Головенко.
— Беспременно. На ток надо заглянуть. Эка, хорошо сделали, что покрыли крышу над током. Спасибо тебе, товарищ Головенко, как никак, и по дождю работа идет. Электричеством — бесперебойно.
Герасимов внезапно замолчал, записал что-то в книжку, сунул ее в карман и встал.
— Ну, ты со мной, Степан Петрович? Тебе бы при супруге надо находиться. Последние дни, мало ли что…
Степана растрогала забота Герасимова. Он благодарно взглянул на него.
Головенко тревожился за жену. Клава совсем изменилась в последние дни, все молчала и только время от времени улыбалась застенчиво, словно девочка, прислушиваясь к самой себе. Головенко вспомнил эту удивленную улыбку, и его неудержимо потянуло домой.
— Поехали, Герасимов…
Ванюшка остановил трактор на заправку. Он взял ведро и исчез в темноте. С начала уборки он работал бригадиром. Ночью сменял своего отца — садился за трактор. В первое время Сидорыч упрямился, но на сторону сына встала Валя.
— Вам приказывает бригадир, почему не подчиняетесь?
Сидорыч озабоченно помигал глазами — шутят или нет? Нет, не шутят: сын наклонился над машиной, а лицо у Вали серьезное, даже брови чуть сдвинуты. Собственно говоря, Сидорыч и сам был не против отдыха, от долгого сиденья на тракторе у него побаливала спина, ныли руки.
— Ты поаккуратнее с машиной, — напутствовал он всякий раз сына, когда тот приходил сменить его.
…Ванюшка с ведром в руке вынырнул из темноты, как из черной ямы.
— Что вы все сидите наверху, шли бы к трактору греться. Холодно ведь.
Валя быстро сбежала по лесенке, подошла к Ванюшке и, чувствуя на себе взгляды парня, стала смотреть, как из сплющенного ведра тонкой струйкой стекала в утробу машины светлая струя горючего.
Ванюшка закрыл крышку бака, убрал ведро, а она все еще задумчивым взглядом продолжала смотреть на то место, где только что светилась струя. Ванюшка подошел к Вале.
— Устала? — услышала она тихий и ласковый голос.
— Нет, — весело ответила она. — А ты?
— Мы же вместе, — ответил Ванюшка, словно то, что они были вместе, исключало всякую возможность усталости. Валя засмеялась и быстро и весело взбежала по лесенке на комбайн.
Жену дома Головенко уже не застал. В столовой горел свет. На столе — записка:
«Дорогой Степан Петрович, мы уехали. Пожалуйста, не тревожьтесь. Клава чувствует себя хорошо. Я скоро вернусь. Марья». И приписка: «Обязательно кушайте».
У Степана поплыло перед глазами, что-то сдавило грудь.
— Как же так?..
Он опустился на стул и еще и еще раз прочитал записку. Сколько времени просидел в оцепенении, он не знал.
Зашипели часы и мелодично пробили двенадцать. Степан встрепенулся, встал. В комнате все прибрано, только на диване небрежно брошено розовое ситцевое платье жены. Оля спала. Рядом с ее кроваткой на стульях, раскинув загорелые ножки, спал Вадик, одеяло валялось на полу. Степан осторожно накрыл мальчика. Вадик дрыгнул ножонками, снова раскрылся, почмокал губами и затих.
Степан на носках вышел из спальни. Ни спать, ни есть не хотелось.
— Что же все-таки делать? — Он машинально поднял салфетку, а там еще записка — почерк жены:
«Милый Степа, уезжаю, не беспокойся — думаю, что все будет хорошо. Скоро встретишь нас уже двоих. Ужин съешь, иначе рассержусь. Целую. Клава».
Прочитав записку жены, он неожиданно для себя успокоился. Вызвал по телефону Станишина, доложил о том, как идет работа на поле. Станишин выслушал его.
— Сколько дней вам потребуется, чтобы закончить с зерновыми?
— Два, много три дня, Сергей Владимирович.
— Хорошо, Степан Петрович. Дельно…
Головенко замялся. Секретарь райкома, конечно, знал, как идет уборка — вечером разговаривал с ним Герасимов, и он знал, что Головенко звонил по другому поводу.
— Дело тут у меня, понимаешь, — сказал, наконец, Головенко. — Короче говоря, жена в роддом уехала, к вам, в район…