Вдруг где-то справа застучал наш автомат. «Танкист», — подумал Федор.
Немцы тотчас же ответили, но визга пуль Федор не слышал — значит стреляли не по нему. Автоматчик замолчал. Немцы еще долго строчили, но, не слыша ответных выстрелов, успокоились. «Убит», — подумал Федор и продолжал с тревогой следить за немецким танком.
Вот осторожно приподнялся немец, тускло блеснув каской. Выстрелов не было.
Немцы — их было шестеро — сползлись вместе и, посоветовавшись, решительно направились к ручью, чтобы укрыться в его русле. Но вот что-то кувыркнулось в воздухе… Взрыв. Отчаянный треск автоматов… Снова взрыв. Звериные стоны. Хриплый, истошный крик:
— Рус, не надо… сдаюсь.
Длинный и худой немецкий офицер встал из травы, подняв руки. Лицо его было в крови…
И только сейчас раненый увидел своего спасителя. Это был тот же самый танкист, который перевязывал ему ногу. Он сидел на берегу ручья, странно прижимая правую руку к животу. В левой он держал автомат, направленный на немца. Тот, увидев еще одного русского, остановился. Он испуганно таращил воспаленные, налитые кровью глаза в рамке белесых ресниц, синие губы его дрожали мелко и противно.
Федор подполз к танкисту. Тот проговорил:
— Тебя не ранило еще? — и злобно крикнул немцу: — Иди сюда — комт! — выползок змеиный!
Офицер что-то забормотал, но не двинулся с места. Танкист выругался и дал короткую очередь. Офицер взмахнул руками, упал. Из правого рукава его вылетел револьвер.
— Видал, какой гад. «Сдаюсь»… Я так и знал.
И тут только раненый заметил, что из руки танкиста, прижатой к боку, течет кровь.
— Зацепили разрывной пулей, сволочи.
Танкист подполз к мертвому офицеру и обыскал его. В карманах он нашел письмо, из-под мундира извлек сумку с бумагами.
— Вот, на, тащи на санпункт, а там в штаб передадут.
— Так мы же вместе теперь…
— Я маленько подожду. Найду сначала Николая, командира своего — живого или мертвого…
Федор долго смотрел вслед танкисту и, когда тот исчез, вспомнил, что даже не узнал, как его зовут. Он закричал, попробовал ползти за ним, но, поняв, что не догонит, заплакал от досады…
…И вот теперь они снова встретились.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Перед самым началом массовой косовицы директоров МТС и председателей колхозов собрали на районное совещание.
Заведующий райзо Пустынцев докладывал совещанию о готовности колхозов к уборке. Это был скуластый, широколицый человек с суровым взглядом глубоко сидящих серых глаз. Говорил он звонким мальчишеским голосом, уснащая речь прибаутками. Он сказал и о решении Головенко остановить тракторный парк на ремонт накануне уборочной кампании.
— Получится из этого что-нибудь или не получится — это еще вопрос. А уборка уже на носу. Выборочная косовица уже начата, и опрометчивость товарища Головенко может подвести нас. Если это случится — придется брать Краснокутскую МТС на буксир, — сказал он.
Горячая волна прилила к лицу Головенко. Он хотел тотчас же выступить и дать отповедь Пустынцеву. Но что он скажет? По существу-то ни одного еще агрегата, и в самом деле, не выпущено из ремонта.
Он поочередно, как бы ища поддержки, перебрал взглядом лица людей, сидевших за столом президиума. Среди них было мало знакомых, пожалуй, один Станишин. Он сидел рядом с председателем исполкома и задумчиво смотрел в зал, на него, на Головенко. Может быть и не на него, но Головенко почему-то был убежден, что именно на него смотрит Станишин строгим осуждающим взглядом. Он отвернулся и, чувствуя, что ему все-таки нужно выступить, стал перебирать в памяти, что было уже сделано по ремонту и что еще остается сделать. Кольца нужны, кольца для поршней. Со вчерашнего дня все слесари и токари поставлены на изготовление их. Сегодня к вечеру несколько штук должно быть готово. И если так, то через день, через два тракторы будут готовы.
Руководить изготовлением колец он поручил токарю Саватееву. Головенко не сомневался в нем. Да и в ком можно было сомневаться? С Федором в последние дни установились хорошие дружеские отношения. Он почти сутками не покидал мастерскую и каким-то образом незаметно увлекал своим примером других трактористов. В затруднительных случаях он умел просто без снисходительности оказать помощь товарищам. Сашка, Валя Проценко, Лукин… Одного за другим Головенко перебрал в памяти всех. Хорошее, теплое чувство охватило его. «Так нет же, не придется тебе помогать нам. Без тебя справимся». — Он хмуро смотрел сейчас на заведующего райзо. Пустынцев уже кончил доклад и с довольным видом сидел за столом президиума.