«Нет, не придется!» Головенко сжал кулаки. Он знал теперь, о чем рассказать совещанию, если придется взять слово. Выступить однако ему не удалось. После двух-трех выступлений участников совещания и короткой речи Станишина, Пустынцев поспешно закрыл совещание. Разочарованный, с легкой досадой на сердце Головенко вышел на улицу с намерением тотчас же отправиться домой. Среди многочисленных подвод и машин у дома культуры Головенко отыскал свою полуторку. Около нее уже стоял Герасимов, растерянно одергивая синюю новую рубаху, горбом вздувшуюся на спине.
— Задержка, Степан Петрович, — сказал он, кивнув на шофера, торопливо накачивавшего снятый с колеса баллон.
Головенко постоял, прислушиваясь к тугому свисту воздуха, с силой вгоняемого насосом в баллон.
— Вася, заедешь в райзо, я буду там, — сказал он и быстрым шагом отошел от машины.
Пустынцева он догнал на дороге. Заведующий райзо шел окруженный участниками совещания и что-то громким голосом рассказывал им. У высокого крыльца с точеными балясинами он попрощался с людьми.
Головенко закурил на улице и, выждав, пока по его расчетам Пустынцев зайдет в кабинет, решительно направился к нему. Собственно говоря, у него не было особого дела к Пустынцеву, надо было поговорить о кирпиче, но главное — узнать его поближе.
Пустынцев встретил его удивленно-вопросительным взглядом.
— А-а, Головенко! Садись!
Головенко огляделся. Просторный кабинет с отделанной под дуб панелью был обставлен кряжистыми стульями с высокими спинками. В углу стояла этажерка, плотно набитая книгами, рядом большой письменный стол. На нем поблескивало зеленоватым ледяным блеском треснувшее пополам толстое стекло, на столе лежали выцветшие на солнце какие-от бумаги, отпечатанные на машинке.
Головенко с любопытством взглянул на коллекцию хлебов, занимавшую целиком одну стену. Небольшие, аккуратные снопики пшеницы диаграммой стояли на бортике панели, прикрепленные к стене проволокой.
Довольная улыбка пробежала по лицу Пустынцева.
— За пять лет лучшие образцы. Есть и из твоей епархии. Достижения бригады Решиной.
Пустынцев, приземистый и широкий в плечах, вышел из-за стола. Толстым коротким пальцем он ткнул в один из снопиков, потом в другой, третий.
— Вот они, красавцы. Умеет Решина выращивать хлеб.
Пустынцев так умильно, так вкусно произнес слово хлеб, что в кабинете, казалось, запахло душистым свежеиспеченным пшеничным хлебом.
— Агроном у тебя вот с пути ее сбивает, — со вздохом закончил Пустынцев и грузно опустился в скрипнувшее кресло.
Головенко насторожился. Пустынцев начал разговор как раз о том, что не на шутку тревожило Головенко. Спор Боброва с Дубовецким не выходил у него из головы. Чувствуя за Бобровым большую силу — Мичурина, — Головенко однако не успел еще разобраться в этом вопросе, и он лежал камнем на его совести.
— Почему вы думаете, что он сбивает с пути Решину?
— А как же? — удивленно воскликнул Пустынцев, вскинув брови. — Дело Решиной, как и других бригадиров, заниматься выращиванием хлеба, а Бобров ее тянет на разные опыты, забивает голову не относящимися к делу вопросами.
Головенко во все глаза смотрел на Пустынцева: шутит или нет. Нет, не шутит — лицо серьезное.
— Ты, Головенко, присмотрись к своему агроному, не давай ему потачки, иначе он тебя… Опыты — дело неплохое, я принципиально не против… Однако не время. Война. Хлеб надо. Хлеб и хлеб! Чудите вы там с Бобровым. Ты вот трактора взялся ремонтировать перед самой уборкой… Со мной не согласовал. Надо бы тебя за такие дела на бюро да с песочком, с песочком. Так-то вот.
Пустынцев вздохнул и покрутил головой, Головенко смотрел на него свинцовым взглядом.
— Товарищ Пустынцев, извините, я пришел к вам не за тем, чтобы выслушивать упреки, вы их уже на совещании наговорили…
— Не нравится? — перебил его Пустынцев. — Это плохо. Критику, паря, любить надо. Замазывать свои недостатки — преступление. Я никогда не согласился бы на это дело, если бы ты мне хотя бы позвонил… Ну, а теперь что ж…
Видимо, Пустынцев, любил поговорить. Наконец он выдохся.
— Вы очень неодобрительно отзываетесь о Боброве, — сказал Головенко, — а он делает большое дело, не получая пока никакой помощи, если не считать помощь Марьи Решиной. Это неправильно. Ему нужно помочь. Что вы мне посоветуете, чем можете ему помочь?
— Ничем, — отрезал Пустынцев, рубанув ладонью воздух. — Не могу помочь и не считаю нужным. Ты вот говоришь о какой-то научной работе. Милый ты человек, наша задача — выполнять государственные контрольные цифры, мы хлеборобы, а всякими опытами пусть занимаются ученые в академиях.