— Вызываем Приморье. Вызываем Приморье, — послышался голос диктора, — колхоз «Красный Кут», Марью Васильевну Решину. Марья Васильевна, вам письмо от мужа — Николая Алексеевича Решена…»
— Жив! Коля!.. — закричал Головенко.
«Как ты живешь, родная Маша?» — читал диктор.
Герасимов, придвигаясь к столу, загремел стулом.
— Тшш! — Головенко сердито посмотрел на него.
«В боях под Белгородом в наш танк угодил фашистский снаряд. Меня контузило, и я оказался на территории, занятой врагом. До последнего времени я находился в партизанском отряде. Не мало уничтожили мы техники и живой силы врага, расчищая дорогу на запад частям Красной Армии. И в бою и на отдыхе я ни на минуту не забывал о вас, мои родные. Когда мы шли на соединение с частями Красной Армии, меня тяжело ранило. Только сейчас получил возможность писать. Страшно стосковался, хочу видеть тебя, Машенька, взять на руки сына, я ведь его еще не видел. Скоро вернусь с победой».
— Жив! Коля!.. — радостно повторил Головенко и, отбросив ногой кресло, выбежал из кабинета.
— Вот чудак, даже полевую почту не записал, — прошептал Федор, хватаясь за карандаш…
Клава не могла не заметить, что при Марье Головенко как-то терялся и часто спешил уйти под каким-либо предлогом. Ревнивое чувство невольно закралось в ее сердце.
В этот вечер она твердо решила, как только закончится страдная пора, ехать за племянницей. И сразу беспокойство, которое не оставляло ее с момента получения письма Оли, улеглось. Она побежала к Марье в надежде найти поддержку. Без стука она открыла дверь и, перешагнув порог, остолбенела.
У раскрытого окна стояли обнявшись Головенко и Марья. Они повернулись, и Клава увидела необычайно оживленное лицо Степана и влажное от слез лицо Марьи, светящееся счастьем.
Сияющий радостью Головенко шагнул к Клаве. Но та отступила к двери и прижалась к косяку. Головенко подходил к ней. Клава спрятала свои руки за спину и вскрикнула:
— Не подходите!
Марья, понявшая, что происходит с подругой, подбежала к ней и повисла у нее на шее:
— Дурочка ты! Коля жив! Письмо по радио… Жив! — шептала она, задыхаясь от волнения, потом обернулась к Головенко. — Господи, да хоть ради такого счастья объяснитесь. — Марья сильно толкнула Клаву к Степану. Головенко обнял Янковскую, не стесняясь уже Марьи, и крепко прижал к себе.
Клава, сбитая с толку, умоляюще подняла на Степана глаза, полные слез.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Марья открыла глаза и сразу вспомнила о вчерашней передаче. Николай жив!.. Это не сон, это счастливая действительность. Вон лежит на столе письмо, написанное ею сразу же ночью. Вон на спинке стула висит забытая Клавой косынка; на зеленом шелке играют желтоватые лучи утреннего солнца.
Утренняя полудрема еще владела всем ее телом. Она продолжала лежать в кровати с закинутыми за голову руками. Тяжелые косы ее разметались по подушке.
В своей кроватке зашевелился Вадик. Марья повернула к нему голову. Вадик выпутался из-под марлевого полога, скользнул на пол, увидел: мама не спит. Он забрался к ней на кровать. Марья шепнула:
— Вадик, а нам папа письмо прислал…
Вадик высунулся из-под одеяла:
— Где письмо?
— Письмо по радио передал. Он велел поцеловать тебя, вот так… вот так.
Вадик обвил шею матери руками, зашептал ей в ухо:
— Папа скоро приедет, да?
— Скоро, сынок, скоро…
Марья повела сына в детсад. Едва только Вадик увидел воспитательницу, он стремглав бросился к ней.
— Тетя Нина, а мой папа письмо по радио прислал. Скоро приедет! — закричал он.
Всю бригаду Марья направила на просушку и очистку зерна, только четырех девушек взяла с собой в поле. На опытном участке сои появились сорняки. Который раз за это лето приходилось пропалывать сою вручную… Бобров говорит, что осенью участок надо обязательно пахать с предплужниками. Возможно. Кроме того, нужно продумать, как производить сев тракторной сеялкой — в две или в одну строчку, чтобы удобнее было производить междурядную обработку. Вопросы серьезные, но все же не главные. Все это уже испытано, об этом пишут в учебниках, в брошюрах по обмену опытом работы передовиков сельского хозяйства.
Марью мучила мысль, как добиться выращивания соевого куста с более высоким прикреплением бобов. Бобров пока ничего определенного не посоветовал, видимо, это ему самому было не ясно. Кое-какие смутные мысли на этот счет Марья вынашивала еще с прошлого года, но она ни с кем, даже с подругами по бригаде, не поделилась ими. В прошлом году она заметила, что среди обычных растений на опытном участке было десятка два кустов с более высоким прикреплением бобов, чем другие. Марья собрала семена с этих кустов, бережно сохранила их и высеяла отдельно. Результата никакого. Кусты выросли самые обыкновенные. Но на всем участке, так же как и в прошлом году, местами росли «поджарые» кусты с крепким стеблем, с хорошо развитой ветвистой кроной. В чем дело?