Попрощавшись с матерью Федора, они ходко покатили в деревню. Всю дорогу ехали молча.
День был погожий. Солнце светило ярко. Стояла золотая осень — прекрасная пора в Приморье.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В начале декабря ударили морозы. Снега еще не было. Голая, промерзшая земля затвердела, как бетон. Ветер столбами крутил на дорогах стылую пыль. Сухо и скучно шелестели на сопках ржавые листья молодого дубняка.
В МТС ремонтировать свои машины съехались трактористы из всех бригад. Пустовавшее летом общежитие оживилось. Оно весело глядело на шоссе вдето вымытыми стеклами с беленькими занавесками. В общежитии хозяйничала Макаровна. Она день и ночь хлопотала, не чувствуя усталости, варила пищу, мыла посуду, командовала девушками, стирала белье. Трактористы звали ее «мамашей».
Обширный сборочный цех стал тесен. Еще осенью, как только собрались люди, Головенко поставил их на достройку нового здания мастерской. Нельзя сказать, чтобы все трактористы с готовностью превратились в строителей, однако стены были достроены быстро. Крышу покрыли старым железом. Здание было почти готово. В приделе, предназначенном для электростанции, вставили и застеклили рамы; наружу высовывалось колено трубы, из нее валил дым. Никита оборудовал здесь столярку и с помощью подростков мастерил рамы. Тут же под руководством Саватеева готовился фундамент для новой, более мощной динамомашины.
Строили и лабораторию для Боброва. Колхозники, узнав для чего предназначена постройка, также стали помогать в строительстве. Самое горячее участие в нем принимала Марья Решина со своим звеном. Саватеев и дед Шамаев тоже работали на стройке.
Бобров, поняв, что его мечта становится явью — загорелся; его охватило нетерпение. Видя, что рубка стен подвигается медленно, он явился однажды на стройку в старенькой одежде, каком-то подобии фартука и заявил Шамаеву:
— Принимай еще одного плотника.
Дед Шамаев, сморщившись, поглядел на него.
— Ишь, какой выискался плотник. Иди-ка, знай, к бабам. Кто за семенами глядеть будет?.. Поди, без тебя чего напортят…
Бобров упрямо покачал головой, но Шамаева поддержал Саватеев:
— Гаврила Федорович. Оно так. Вы нужнее в другом месте…
Бобров ушел недовольный.
Головенко возвращался домой заполночь. Усталый, с книгой в руках, он поспешно забирался в постель, под одеяло, нередко забывая вытопить печку.
В тишине и одиночестве временами на него нападала острая тоска. Немцы уже давно были изгнаны из Черниговщины. И он каждый день ожидал вести о судьбе отца, матери и сестренки. Но все напрасно. Они пропали бесследно.
Мысли о Клаве тревожили его. С дороги она часто писала. Два письма были получены и из дому. И вдруг письма прекратились. Недели две тому назад он получил телеграмму, в которой Клава сообщала, что на днях выезжает, и с тех пор — ни звука. Может быть, она раздумала возвращаться и осталась дома? Ведь она ничем не связана с ним. Любовь? Кто знает, любит ли она по-настоящему, любила ли?
Настя Скрипка, встретившись с ним в правлении колхоза, ехидно осведомилась:
— Еще не приехала ваша суженая? Долгонько. Навряд она и приедет. — Она улыбалась, в светлых навыкате глазах — издевка. — Искали бы себе другую жену; или женщин для вас подходящих тут нету? — добавили она, игриво поводя плечом.
Головенко сделал вид, что не слышал ее слов и отвернулся.
Со Станишиным у него установились простые, дружеские отношения. Секретарь часто звонил ему из райкома и почти всегда справлялся о Клаве. Головенко однажды не мог сдержаться и высказал Станишину всю горечь, накипевшую на сердце.
— Постой, постой, ты что, панику устраиваешь? — услышал он в трубке грубоватый голос секретаря: — Смотри, какая барышня чувствительная! Так, брат, не годится. Мало ли что могло случиться. Может быть, просто телеграмма застряла… А ты нервы не распускай!
Станишин в трудную минуту всегда оказывал ему необходимую помощь и поддержку. Частенько он говорил по телефону: «Съезди-ка, Степан Петрович, в Ильинскую МТС, я видел там кой-какие излишние запасные части. Может быть, что и подберешь. Иди прямо к секретарю райкома, он тебе поможет».
Таким образом Головенко в разных МТС удалось раздобыть почти все нужные для ремонта детали.
Головенко знал, что Станишин справляется о его семье не из простой учтивости. На старых холостяков у него был свой взгляд. Посмеиваясь, он однажды сказал: