Сидорыч пристально посмотрел на Сашку.
— Лучше не надо, — подтвердил он, пряча хитрую улыбку в зарослях бороды.
— Понимаешь, я вот тоже думаю. Присмотрелся к верстаку, думаю здесь вроде мне светлее будет. Да и спокойнее, — подальше от девок. Больно уж они народ… — со вздохом закончил Сашка. Именно от девчат-то, от Шуры Кошелевой, рядом с которой он работал, ему уходить и не хотелось.
— И переходи, давай… чего лучше, — одобрил Сидорыч, бережно укладывая в противень с керосином какую-то шестеренку.
Сашка повеселел. Федор предложил ему перейти на этот верстак поближе к Сидорычу и незаметно для него помогать в работе. Но просил сделать это так, чтобы старик ничего не заметил и не обиделся. Уверенный, что Сидорыч ничего не понял и что, следовательно, он выполнил, как полагается, свою трудную задачу, Сашка, посвистывая, побежал за инструментом.
— До свидания, девушки, — объявил он Шуре и Вале Проценко. — До свидания, уезжаю от вас совсем.
— Куда-а? — удивилась Шура.
— В тот угол, — махнул рукой Сашка, поспешно собирая инструменты.
— Почему-у? — огорченно протянула Шура, лишавшаяся помощника в работе.
— Политика! — Многозначительно объявил Сашка.
Когда он разложил инструмент на новом верстаке и зажал в тиски какую-то деталь, Сидорыч подошел к нему.
— Покурим, Сашуха…
— А ведь я не курю, Сидорыч, не научился еще…
Сидорыч присел на верстак и осторожно, чуть придерживая пальцами папиросу, улыбчиво посмотрел на Сашку.
— Простяга ты, парень, не умеешь хитрить. Думаешь, я так и не додумался, зачем ты перебрался сюда? — сказал Сидорыч, выпустив клуб дыма. — Да ты не пялься на меня, чего уставился? Я ведь, милый человек, и сам хотел просить механика, чтобы он тебя ко мне прикомандировал… Шутка, собрать такую машину! Где мне одному справиться.
Сашка всплеснул руками и захохотал. Трактористы с любопытством подняли головы.
В это время раздался гудок на обеденный перерыв. Оставив работу, люди окружили Сидорыча. Подошел Лукин. Он распушил свою бороду, вытащив ее из-под полы ватника, куда прятал во время работы, чтобы не мешала.
— Здравствуй, Сидорыч, как поживаешь?
Лукин работал теперь бригадиром второй тракторной бригады в Комиссаровке на месте уволившегося Василия Прокошина. Он приехал в МТС, чтобы помочь своим трактористам закончить капитальный ремонт машин.
— Что это у вас весело тут? — осведомился он.
— Как же! Вот Сашуха схитрить вздумал, да не вышло.
Сидорыч обвел взглядом улыбающиеся лица трактористов. В их глазах он не заметил того насмешливого, снисходительного взгляда, который был так ему знаком раньше, когда он впервые сел на трактор, когда в него, как в тракториста, никто не верил. И Сидорыч без опаски быть поднятым насмех рассказал, как он растерялся перед кучей снятых с трактора деталей.
— Перепятнал, понимаешь-нет, частя мелом, а не подумал, что номерки-то смоются в керосине…
Сашка раскатился хохотом.
— Хуже бывает. Когда я подошел с ключом к трактору впервые, у меня аж руки затрусились. Ну, думаю, пропал. Ты еще смел, Петр Сидорович.
— Что же тут робеть? Дело общее, не один, не в темном лесу. Не Сашуха, другой бы помог кто, дело обыкновенное, — проговорил Лукин.
— Это-то верно… Так я и понимал, — сказал Сидорыч. — Сашуху, прямо скажу, спервоначалу на уме держал. Он парень дотошный…
— Конечно, — согласился Лукин. — Работу Сашка знает. Не было такого случая и быть того не может, чтобы трактористы друг другу не помогали. Народ свой, интерес у нас один.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Усталым приходил домой Сидорыч. Тяжелая работа изматывала его за день. Но в усталости он не признавался. И только к концу рабочего дня становился неразговорчив.
Сашка жалел старика и старался всячески помочь ему.
— Ребятенок я, что ли? — сердился Сидорыч, — или, думаешь, пупок надорву? Отойди…
Он отстранял Сашку и рывком поднимал тяжелые детали.
Дома, едва поужинав, он пластом ложился на кровать, с наслаждением ощущая блаженную истому в руках и ногах.
— Поберег бы себя, Петро, прыгаешь, как козел. За молодыми не угонишься… Отдохнул бы зиму-то, что тебе заработанного не хватит?.. — негромко выговаривала мужу Матрена, погромыхивая посудой за переборкой.
— Не можешь ты понимать, Матрена. Что я тебе бурундук какой, что ли? Натаскал с осени еды в нору и — полеживай?.. Совесть я еще не потерял, да и силенка имеется. Мы, Степахины, никогда последними не бывали. У нас в роду нашем такого не водилось. Кончится война да вернется Ванюшка — разговор другой. А теперь не время. Не такой я, чтобы дома сидеть. Руки, ноги свои — занимать не надо.