— Ну и ну! — вздыхала старуха, усаживаясь за пряжу.
Высокая и костистая, она сидела за прялкой прямо, плотно поджав губы. В больших руках ее веретено казалось детской игрушкой.
Матрена замолкла, слышался легкий шорох веретена, деловитое постукивание ходиков да под лавкой возня кур, шелестящих соломенной подстилкой.
Пришел дружок Сидорыча, сторож Никита. Поздоровавшись, он расстегнул крючки заскорузлого полушубка и сел на лавку.
Сидорыч подошел к Никите:
— Дай-ка твоего табачку отведать.
Никита протянул ему кисет.
— Слыхал? Наши Варшаву освободили.
Никита с радостным удивлением вскинул лохматые брови и вытащил трубку изо рта.
— Варшаву?
— А как же. Так тряхнули немца, что будь здоров!
— Как наш Ванюшенька, жив ли, нет? — вздохнула Матрена.
— Ты заметь, какие укрепления были под Варшавой — все нипочем, как пошли наши.
— А союзнички как?
— Кто их знает…
Сидорыч схватился за поясницу и кряхтя полез на кровать.
— Прилягу я, поясницу что-то разломило, к погоде должно.
— Вот у тебя погода-то где, — в мастерской. Каждый день — погода… — проворчала Матрена.
Сидорыч вытянулся на кровати и облегченно вздохнул:
— Союзники, союзники… Видать, больше брехать ловки, а на деле их нету. Ждут, когда наши в Берлин придут да позовут на готовое. Пожалуйте, мол, господин Чертилль.
Сидорыч сердито сплюнул.
— Кому война, а союзнички наши деньгу хапают, промежду прочим. Послушай Усачева, он тебе все расскажет…
Никита ожесточенно захрипел трубкой. Матрена встала и, подоткнув прялку под матицу, залезла на печь. Она знала, что если Сидорыч начал про политику — скоро эти разговоры не кончатся, будут сидеть до петухов.
И, действительно, Сидорыч повел долгий разговор с Никитой, обсуждая последние сообщения о положении на фронтах.
— К концу дело идет… Теперь уж скоро придут наши сыны, — сказал он наконец.
Матрена шумно вздохнула на печи. Сидорыч прислушался к ее вздоху, замолк, а потом оживленно сказал:
— Слыхал-нет, директор затеял в новых мастерских все станки на электричество перевести.
— Ишь ты! — изумился Никита, хотя это ему было уже известно.
— То-то вот и есть. Электрическую станцию хочет на реке строить. На твоей памяти мельница на реке стояла? Электрическая станция куда тебе против мельницы. Ну, однако без народу нам такое дело не осилить. Вот как возвратятся фронтовики — сейчас и начнем…
— А как японец?
— Японец? — Сидорыч привстал на кровати. — Причем здесь японец?
Никита сердито посопел трубкой.
— От него жди помехи — верь моему слову. Я-то уж его знаю.
Он выколотил свою трубку и набил ее свежим табаком.
Задремавшая было Матрена подняла голову и посмотрела на часы:
— Двенадцатый час, шли бы старики спать, — сказала она.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Шура Кошелева потребовала у механика новые поршни. Федор отказал.
— Жалко тебе поршней? Солить будешь? — обиделась Шура.
— Там всего два комплекта, если хочешь знать, — заявил Федор.
Шура с Валей обменялись многозначительным взглядом.
— На складе не два комплекта, а три, — сказала Шура, поджав губы.
Федор держал на строгом учете все ходовые запасные части в кладовой. Без его ведома со склада не выдавалась ни одна деталь. Такой порядок был установлен директором.
— Позавчера, действительно, было три комплекта, а теперь осталось два.
— Я только что из кладовой — три, — не сдавалась Шура.
— Ладно, пусть десяток. А вы ставьте эти. Поршни хорошие. Год проработают с гарантией.
Федор озабоченно посмотрел вслед девушкам. Откуда мог взяться третий комплект, когда он позавчера выписал его Сашке на трактор Сидорыча? Машина у них уже почти собрана…
Федор прошел в кладовую.
Через несколько минут он вернулся в цех.
— Александр Васильевич, зайди… — бросил он Сашке и, не задерживаясь, прошел в свою конторку.
— Ишь, как — «Александр Васильевич»! — Сашка подмигнул Сидорычу.
— Сейчас он тебе даст Васильевича, — проворчал Сидорыч.
Федор стоял у тисков с заложенными за спину руками.
— Где требование? — спросил он.
— Какое?
— Требование на поршни?
— Ах, на поршни! — откликнулся Сашка. Он порылся в грудном кармане комбинезона и протянул Федору запачканную бумажку.