— Иди сейчас же в кладовую, получи новые поршни и поставь их на машину, — сказал Федор холодно.
Сашка сел на верстак:
— Ты, Федя, шутки не шути. Видел — машина уже почти готова. Что же, разбирать прикажешь? — усмехаясь, проговорил он.
— Ты слышал распоряжение — выполняй.
— Зарежешь, Федор. Я ведь не без головы. Видел, что ставил. Что же, я теперь, выходит, бракодел?
На какую-то долю секунды Федору стало жалко растерявшегося парня. Но он овладел собой:
— Кому ты говоришь о поршнях, — сказал Федор. — Это же моя машина, поршни надо было еще летом менять, да не было… Кто ее лучше знает? Почему ты не выполнил распоряжения?
— Хотелось перегнать девчонок. Соревнуемся мы, а кладовая была закрыта, — побагровел Сашка, не глядя на Федора.
— Вот как ты социалистическое соревнование понимаешь. Слепил машину слюнями и баста — лишь бы перегнать?.. Иди, получай поршни, не теряй времени, — жестко сказал механик.
— Да ты что?
— Иди, получай поршни. — И имей в виду: тебе это даром не пройдет. Буду писать докладную директору.
— Ну, и пиши! — обозлился Сашка. — Подумаешь…
Он выскочил из конторки и хлопнул дверью.
Федор вышел вслед за ним и На глазах у всех стер фамилии Сашки и Сидорыча с доски почета. Борода у Сидорыча задрожала.
— Это чего же такое? — шопотом спросил он Сашку.
— Узнаешь. Будем другие поршни ставить, — угрюмо ответил Сашка и ушел в кладовую.
Головенко прочитал докладную.
— Ты при Сидорыче дал распоряжение?
— Нет, без него. Но это не важно.
Головенко вскинул брови:
— Нет, важно. Машина закреплена за Степахиным, а Сашка ему только помогает. Понятно?
Федор кивнул головой.
Директор объявил Сашке строгий выговор за невыполнение распоряжения механика, но и Федору было поставлено на вид то, что он выписал поршни не Сидорычу, а его помощнику.
Это событие наделало много шума в МТС. Сашку никто не одобрял. Наконец, к нему подошел председатель месткома токарь Саватеев. Он долго через ободки очков смотрел на Сашку, рывками отвинчивавшего гайку за гайкой, потом отвел его к окну.
— Побеседовать надо с тобой, — сказал он, сдвинув очки на лоб.
— Чего беседовать? Ишь, как осрамил… А еще друг!
— Кто же тебя осрамил, не механик ли?
— Ну, а кто же?
— А я по-другому, сынок, думаю.
Сашка поднял на Саватеева глаза. Тот положил ему руку на плечо.
— Нечего на механика обижаться. Он за весь парк отвечает. Ты думал, людей обманул и соревнование выиграл? Так не делается… Тебя за это еще пропесочить полагается. А что касается того, что Федор тебе друг, то так другом и останется. Не тот друг, кто виновного покрывает, а тот — кто поправляет. Ты и его подвел. Об этом ты не подумал?
Сашка опустил голову.
— На цеховом собрании сам скажешь, как дело было.
— На каком собрании?
— Соберем сегодня товарищей. Обсудим этот вопрос. А как же иначе?
Сашка обомлел:
— Товарищ Саватеев, без собрания нельзя ли…
— А ты товарищей не бойся, — сказал Саватеев.
На собрании Сашка чистосердечно признался в нарушении дисциплины. Выступления товарищей были резкие. Досталось и Федору. Кто-то предложил выделить в помощь Сидорычу еще одного человека, чтобы не отстал с ремонтом. Сашка наотрез отказался. После собрания он ушел в цех.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Бобров занимался изучением образцов нового урожая у себя на квартире. Комната превратилась в лабораторию. Письменный стол был завален бумагами всевозможных цветов и размеров вплоть до помятых клочков с торопливыми записями. На другом столе стояли баночки, лежали пробирки, просто стеклянные трубки с резинками и зажимами, фарфоровая ступка, точные весы, песочные часы и бесконечное количество мешочков с зерном, с землей. Мешочками были заняты не только стол, но и все табуретки. На кровати лежали пучки растений. Гаврила Федорович стоял посреди комнаты и с довольным видом возбужденно рассказывал что-то Марье Решиной. Он был в рыжем из шерсти свитере с засученными рукавами, на ногах у него были одеты шубяные короткие бахилы, вроде бот. Марья держала в руках какое-то письмо.
— Отказываться вы не имеете права. Академик подтверждает правильность наших выводов, но эти выводы принадлежат вам, Марья Васильевна.
У Марьи меж бровей появилась резкая морщинка досады, лицо пылало. Она отрицательно покачивала головой.
— Посмотрите на нее, вы видите? Отказывается!
Бобров остановился перед только что вошедшим Головенко и возмущенно взмахнул руками.