Герасимов задумался.
— Может, клевером-то одним и нехорошо будет, — сказал он, сдаваясь, — посоветуемся уж с Гаврилой Федоровичем, может, лучше с тимофеевкой пополам…
— Обязательно посоветуемся. Наше с тобой дело наметить посевные площади, а агроном займется распределением культур.
Помолчав, Головенко сказал:
— Ну, так будем подписывать договор?
Герасимов вздохнул и погладил бородку:
— Конечно, подпишем… Только гляди, не сорвись, хватит ли у тебя пороху?..
— А вот пойдем, покажу тебе порох.
Головенко повел Герасимова к мастерской по узенькой стежке, протоптанной в пушистом белом снеге. Тяжелые тучи еще нависали над землей, но в развилине меж сопок розовело чистое небо, предвещая мороз. Головенко подвел Герасимова к новому зданию мастерской, у которого стояли отремонтированные тракторы. Герасимов, сдвинув шапку на затылок, присвистнул.
— Это что такое?
— Готовые машины. Есть на чем поработать. — Головенко засмеялся с довольным видом. — И это еще не все, восемь штук в мастерской.
— Что же, весь, значит, парк будет на ходу?
— Весь. Совершенно точно…
— Старенькие машинки-то.
— Ничего, Кузьмич, обойдемся я со старенькими пока. Надеюсь, через год получим и новенькие.
Герасимов снисходительно улыбнулся. Скоро ли перестроишь на мирный лад заводы, если война и кончится? Ясно, что Головенко перехватил. Ну, что же, пусть пофантазирует, это не возбраняется. Как никак, тракторов наготовлено все же достаточно.
Головенко за рукав потащил Герасимова в отдаленный угол.
— Взгляни: что это такое?
Герасимов увидел обыкновенные тракторные плуги.
— Н-да, готовы, значит, — сказал он, ничего не видя в плугах необычного.
— Готовы то готовы, а ты взгляни сюда. — Головенко указал на маленький лемешок, укрепленный впереди большого.
Герасимов долго осматривал лемешок и даже постучал по нему пальцем.
— Понял в чем дело? — спросил Головенко.
— Н-да, — протянул Герасимов, не зная, что сказать.
— Предплужник. Будет помогать нам повышать плодородие почвы.
— Дельно. Скажи, пожалуйста! Кто же придумал?
— Кто придумал не знаю, а вот заставил нас это сделать Гаврила Федорович.
У ворот мастерской они встретились с рабочими, толпой выходившими из сборочного цеха.
— Кончилось собрание, — пояснил Головенко. — Ну, как дела? — обратился он к подходившему Усачеву, — засиделись мы с Кузьмичом, так и не попали на собрание.
— Ничего. Всё в порядке. Рабочие поддержали решение партсобрания. За отчисление проголосовали все единодушно.
Головенко значительно взглянул на Герасимова.
— Понимаешь, Кузьмич?
— Что…
— Рабочие решили отчислить в фонд обороны еще часть своего заработка.
На перекрестке Головенко попрощался с Герасимовым и пошел домой. Оля ждала его обедать. С отъездом Клавы в командировку она была полной хозяйкой и очень гордилась этим.
Усачев задержал Герасимова на перекрестке:
— Подсчитал, Кузьмич, сколько хлеба выходит на трудодень?
— Да что-нибудь около трех килограммов, — сказал Герасимов.
Усачев округлил глаза:
— Неплохо. Как ты смотришь на решение рабочих?
Герасимов насторожился:
— Это насчет отчисления. Дело хорошее.
— От рабочих отставать неудобно… Обсуди с колхозниками. Предупреждаю — дело добровольное. Пусть сами колхозники решают. Понимаешь, в чем дело?
— Понимаю… — замялся Герасимов: — видишь ли, товарищ Усачев, какая история… Что касается меня — с полной душой, приветствую и присоединяюсь, но…
— Сомневаешься в народе? — подсказал Усачев.
— Скажу прямо, нету настоящей уверенности. Малосемейные те сразу поддержат, слов нет. А такие, к примеру, как Анна Буйнова — трое ребятишек да свекор инвалид, что тут скажешь?
— Вот что, Кузьмич, обмозгуй это дело и поставь вопрос на собрании. Никакого решения навязывать колхозникам не нужно — пусть народ решает сам.
— Хорошо, обдумаем… — согласился уклончиво Герасимов.
Усачев молча пожал ему руку, и они разошлись.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Красный Кут спал. Только в правлении колхоза еще светились окна. Счетовод подбивал итоги. Лицо его заросло седой щетиной, на кончике носа, усеянного мелкими бусинками пота, сидели круглые очки в роговой оправе. Густые брови от утомления были подняты, на лбу гармошкой собрались глубокие морщины. Герасимов сидел у стола напротив счетовода. Преодолевая дремоту, он следил, как рука счетовода выводила кряжистые цифры.