Чугунная печка была раскалена докрасна. В жаркой комнате синим туманом висел махорочный дым. Счетовод подвел черту под столбиком цифр, щелкнул костяшками счетов и, подписав итог, бережно положил перо на край чернильницы. Прикурил от зажигалки и выдохнул струю дыма.
Герасимов посмотрел, как западают щеки счетовода при затяжке.
— По-моему, ты от курения такой шкилет… Гляди! — изойдешь от табака, — сказал он, отмахиваясь от дыма.
— В нашем деле без табаку нельзя. Напряжение нервов… Обсчитай-ка на полтрудодня кого-нибудь — греха не оберешься. Твое дело председательское — ходи, распоряжайся. А тут надо все по порядку.
Счетовод Андрей Спиридонович работал в колхозе со дня его организации. Он пережил с десяток председателей и гордился этим. Каждому вновь избранному председателю он говорил:
— Ну, поглядим, как заворачивать будешь, хозяин.
Герасимова он встретил, как и всех:
— Ну, посмотрим, как хозяиновать будешь. На вот, знакомься с финансами, — и выложил перед ним на стол счетоводные книги.
Герасимов, тяжело вздохнув, сказал:
— Я, Андрей Спиридонович, в этом деле, как медведь в градуснике. Пиши сам, как знаешь; ты человек ученый.
Счетовод засопел и строго сказал:
— Не годится так. Ты должен во все вникать, все понимать.
— Подучишь, разберусь как-нибудь…
После уборки картофеля и сои они засели за составление отчета, и долго, засиживались в правлении.
Андрей Спиридонович сдвинул очки на лоб, глубоко затянулся махорочным дымом.
Герасимова клонило ко сну, буквы расплывались перед глазами, скрип пера напоминал стенание немазанной телеги показалось, что едет он на лошади по летней жаре и не может преодолеть своей дремоты.
Где-то вдалеке пропел петух, ему откликнулся другой, третий. Счетовод поднял голову, прислушался.
— Мой пропел, шельмец; горластый, как бык… Шел бы ты спать, хозяин, дремлешь.
— А как у тебя с подсчетом: конца еще не видно?.. Сколько на трудодень зерна падает?
— Зерна-то?
Эта цифра была уже давно выведена им, но счетовод решил, что так вот, просто, объявлять ее не годится. Для вящей убедительности он еще раз проверил свои расчеты. И теперь, хитро улыбаясь, неторопливо свертывал папиросу.
— Как думаешь: сколько?
Герасимов понял, что счетовод хочет ошеломить его высокой цифрой, и решил доставить ему это удовольствие.
— По два кило наберется?
Счетовод, торжествующе поглядывая на председателя, медленно отвинчивал колпачок зажигалки. Раскурив цыгарку, он торжественно объявил:
— Три шестьсот.
И, любуясь произведенным эффектом, захохотал.
— Неужели три шестьсот?
— Три килограммчика шестьсот граммчиков!
Счетовод, движением головы скинув очки со лба на нос, объяснил расчеты. Герасимов внимательно слушал его и все более и более мрачнел. Когда счетовод кончил, Герасимов вытащил из кармана ворох бумажек и огрызок карандаша и проворчал:
— По моим понятиям должно получиться больше… Должно быть по три килограмма и шестьсот пятьдесят граммов.
— По каким-таким твоим понятиям? — раздраженно воскликнул счетовод.
Герасимов, склонившись над столом, бережно разбирал полуистертые бумажки, вкривь и вкось исписанные цифрами. Редеющие волосы его, среди которых проблескивала лысина, стояли торчком на голове.
— Да что ты там ищешь? Здесь бухгалтерия, а он по шпаргалкам каким-то лазит, — презрительно фыркнул счетовод.
— Погоди, Андрей… дай разберусь… Клади на счетах…
Герасимов стал называть цифры.
Заспорили. Дремота соскочила с Герасимова. Он раздраженно переворачивал свои бумажки и колючим взглядом смотрел на растерянного счетовода.
— Ну-ка, скажи, сколько… да ты погоди, не кипятись… Сколько в первом амбаре по твоим бухгалтериям числится?
— Да ты что? Где я тебе такие сведения возьму? У меня все зерно бруттом числится… общим чохом, значит, а не поамбарно.
— Чохом-то чохом, может быть, это по-вашему так и надо, а мне ты вычти, сколько в первом амбаре? — невозмутимо настаивал председатель.
Недовольный счетовод выворотил из шкафа увесистую стопу приемных актов. Сердито ворча, он принялся просматривать их. Оказалось, что последняя сдача не была заприходована.
— Бухгалтерия! — покосился Герасимов на счетовода.
— Да была ли эта сдача?