Федор еще не вернулся из Супутинской МТС. Он прожил там уже целую неделю сверх срока. Головенко жаловался на Селезнева Станишину. Но тот только усмехался.
В середине марта состоялось районное совещание директоров МТС и парторгов по проверке готовности к севу. Из доклада Селезнева было видно, что в Супутинской МТС в основном ремонт тракторов закончен. В докладе он несколько раз ссылался на товарищескую помощь со стороны Краснокутской МТС и несколько раз принимался благодарить Головенко за хорошего парня, присланного в помощь. Головенко не удержался и спросил:
— А когда ты думаешь, товарищ Селезнев, вернуть мне этого хорошего парня. Он ведь и дома нужен.
— Завтра, товарищ Головенко, Федор должен непременно прибыть к тебе, — ответил Селезнев и заслонил лицо бумагами, чтобы скрыть лукавую улыбку.
После совещания Головенко затащил Селезнева к Станишину в кабинет.
— Ну, что, директора? Механика не поделили? — встретил их секретарь райкома, улыбаясь.
— Сергей Владимирович, — возмущенно начал Головенко, — не понимаю, как вы можете…
— Напрасно, Степан Петрович, горячишься — все равно знамя останется, по всей видимости, у тебя.
— Конечно, — подтвердил Селезнев.
— Не в этом дело, Сергей Владимирович. А дело в том, что Федор-то наш человек. Какое он имеет право задерживать его? — Головенко мотнул головой в сторону Селезнева.
— В этом я, конечно, виноват, товарищ Головенко. Но…
Селезнев замялся и, улыбнувшись, посмотрел сначала на Станишина, потом на Головенко. Секретарь райкома громко захохотал:
— Говори прямо, Василий Дмитриевич, шила в мешке не утаишь… скрывать тут нечего.
— Видишь ли, какое дело, Степан Петрович, — не переставая улыбаться, начал Селезнев. — Я, понимаешь, еще неделю тому назад предложил товарищу Голубеву, как мы с тобой договорились, уехать. Но он мне заявил, что хочет дело довести до конца…
— Как, до какого конца? — воскликнул Головенко.
— Ну, значит, опробовать машины и все такое… — невозмутимо продолжал Селезнев, у которого в глазах бегали безудержно веселые огоньки. — Работает он, скажу тебе прямо, чертовски, парень вострый на все дела. На пару с моей Мариной работает. Она через него тоже настоящим механиком стала. Ты не видел ее? Девушка — золото. Строптивая, гордая, а вот…
— Что ты мне о девушках рассказываешь.
— Одним словом, симпатизируют они друг другу, механики-то…
— Ну и что?
— Да ничего… Влюбились. Любовь у них. Молодежь, ничего не поделаешь… — притворно печально закончил Селезнев.
Головенко просиял.
— А ведь это замечательно, у меня, значит, одним трактористом больше будет.
— Как? — с любопытством осведомился Станишин.
— Очень просто. Женим Федора на твоей Марине и пожалуйте.
Селезнев со Станишиным молча переглянулись. По-стариковски кряхтя, Селезнев поднялся с кресла.
— Пойду я, Сергей Владимирович… А насчет того, о чем говорили, только, значит, после посевной.
— Да, да… сейчас не время, сам понимаешь. После посевной твой вопрос разрешим обязательно.
Головенко придержал руку Селезнева:
— Василий Дмитриевич. Не задерживай Федора.
— Не беспокойся. Еще раз благодарю за помощь. Федор парень — золото. Марина ему как раз подстать.
Станишин попросил Головенко остаться. Когда Селезнев вышел, он сказал:
— Относительно вашего конфликта с Дубовецким все материалы запросили в крайком. На днях отослал.
— Так что же, обсуждение на бюро не состоится? — недовольно спросил Головенко.
— Поводимому, так. Звонил первый секретарь. Сам. Он уже в курсе дела.
— И что? — спросил Головенко, с тайной радостью за то, что дело приняло более серьезный оборот, чем он предполагал.
За эти дни он перечитал много различных материалов, в том числе материалы дискуссии биологов в редакции журнала «Под знаменем марксизма» и был твердо убежден в несостоятельности теории сторонников Дубовецкого.
— Что? — переспросил Станишин. — Возможно, вызовут в крайком. А могут и не вызвать, сумеют и без нас разобраться.
— А как твое мнение, Сергей Владимирович? — спросил Головенко.
Станишин потер ладонью свою бритую голову. Он был в зеленом френче — Головенко таким видел его впервые, — подтянутый, с заметной военной выправкой. Головенко вспомнил, что Станишин долгое время был политработником в армии.
— В принципе ты, конечно, прав, — постукивая донышком карандаша по синему сукну стола, сказал Станишин. — Но детали… В деталях я не берусь судить, еще разобраться не успел.