Федор залез на нары и с закинутыми за голову руками долго лежал не в силах заснуть. Потом вспомнил о Сашке — он пошел ремонтировать трактор Шуры Кошелевой. Вернулся или еще нет? Федор встал, осторожно обошел нижние нары, заглянул на верхние.
— Кого ищешь, Федя? — услышал он голос Сидорыча.
— Сашку… Пришел он?
— Нет, еще не приходил, — ответил Степахин, переворачиваясь на другой бок.
Федор поспешно натянул тужурку и вышел.
Сашка укреплял крышку блока, когда к нему подошел Федор. Намотанная на проволоку тряпка, пропитанная маслом и пристроенная на радиаторе, пылала красным мигающим светом, испуская струйки черной копоти. Услышав шаги, Сашка поднял голову, всматриваясь в темноту. Он узнал Федора и нахмурился.
— Зачем пришел? — недовольно проворчал он, — думаешь, один не справлюсь?
— Вот этого-то я главным образом и боялся, — весело ответил Федор. — Что случилось?
— Да ничего такого. Подрегулировал клапаны да кое-где подкрепил и больше ничего.
Сашка не хотел выдавать Шуру, собиравшую трактор: коренные подшипники в моторе были слабо подтянуты. Они могли поплавиться.
— Теперь все, — устало выговорил Сашка, — должен, работать, как часы. Подсоби-ка, Федя, я пойду крутану.
Трактор долго не заводился. Сашка, чертыхаясь, неистово крутил заводную ручку. Наконец, мотор чихнул и неуверенно, точно разбуженный от сна, рокотнул. Вслед за этим он загудел оживленно и ровно, распространяя в воздухе удушливый запах керосиновой гари. Сашка рукавом вытер пот со лба.
— Ну, как? — спросил он механика.
— Работает мягко… Давай попробуем под нагрузкой. Садись за прицепщика.
Федор забрался на сидение и включил фару. Яркий сноп света лег перед трактором, вырвав из тьмы жесткую щетину стерни. Федор включил газ. Трактор взревел, лязгнул гусеницами и двинулся вперед, успокоенно затарахтев.
— Порядок, Сашуха, — удовлетворенно выкрикнул Федор, проехав до конца загона. — Идем спать, устал же, наверно.
— Теперь можно и спать, — вяло отозвался Сашка.
Он, действительно, измучился с трактором.
— Жалко, понимаешь, мне ее стало, Хоть тресну, думаю, а машину надо исправить. Неловко ей перед людьми.
Федор молчал. Спрашивать было не о чем, он знал о ком говорил Сашка.
— А что, Сашуха, если бы это был не ее трактор, а, например, Сидорыча, возился бы ты с ним всю ночь?
Сашка засопел и ответил не сразу. Потом он засмеялся, поняв тайный смысл вопроса механика.
— Испытать хочешь? Испытай. Пусть еще остановится один — все равно буду работать, чей бы он ни был.
— Типун тебе на язык, «остановится»! — прикрикнул Федор.
В избушке уже все спали. Федору не хотелось есть, но он сел с Сашкой к столу, боясь, что тот завалится спать голодный. Они сидели за столом, посматривая друг на друга веселыми глазами.
— Спит? — кивнул Сашка на верхние нары.
И Федор опять понял, о ком идет речь.
— Спит, — ответил он. — Ты знаешь, она, говорят, сегодня даже плакала.
Потом они легли рядом и долго лежали не шевелясь.
— Она мне сказала, Федя, что… Одним словом, на осень, после уборки, понимаешь, — взволнованно прошептал Сашка, боясь вымолвить слова, которые выдали бы его тайну, и не в силах сдержаться.
— Понимаю… У меня, наверно, тоже…
— Правда? — воскликнул Сашка и тихо засмеялся.
И они замолчали.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Усачев сообщил Боброву, что на среду его вызывают в райком за кандидатской карточкой.
Утром, принаряженный и помолодевший, Бобров лихо вскочил в двуколку, набитую сеном, покрытым одеялом, и, присвистнув на лошадь, выкатил со двора. Час был ранний, на улице деревни было еще пусто. Навстречу ему попалась Марья Решина с полными ведрами воды.
— Ну, в добрый час, Гаврила Федорович, — улыбнулась Марья и, поставив ведра, проводила его взглядом.
Бобров выехал за деревню и ходко покатил по мягкой влажной дороге. День обещал быть хорошим. Солнце взошло в облаках, но они быстро рассеивались.
Посевы уже начали пробиваться, поля покрылись красноватой щетинкой. Агроном не утерпел и свернул с большака на полевую дорогу.
Между тем солнце пригревало все сильнее. Бобров скинул плащ и остался в одном пиджаке.