— Чем не Москва, видели?
Саватеев по-мальчишески подмигнул и засмеялся. Военный подошел к Головенко.
— Разрешите обратиться, товарищ директор.
Головенко взглянул на него.
— Я — Скрипка, только что с поезда. Хочу работать в МТС. Я — тракторист.
— Очень хорошо, товарищ Скрипка. Трактористы нам нужны. Зайдите завтра ко мне.
— Видал какой! — сказал Усачев, когда Скрипка отошел. — Только с поезда, а уж за станок взялся.
Головенко с Усачевым вышел из мастерской уже в сумерки. У дома, где жил Усачев, они остановились. На фоне темной сопки ярко светились квадраты окон новой мастерской. Слышался четкий стук мотора, шумела под сопкой река.
— Как будем с Федором? — спросил Головенко.
— Дело твое — ты хозяин.
— Я же с тобой советуюсь.
— Надо отпустить. Какое имеем право задерживать? Федор вырос за это время сильно. Пора ему на самостоятельную работу идти…
Головенко молча пожал руку Усачеву и пошел в лабораторию за Клавой.
Клава была одна.
— Над чем трудишься? — спросил Степан, присев на табуретку. Он с уважением окинул взглядом баночки разных размеров, колбы, пробирки в штативах, наполненные разноцветной жидкостью.
— Герасимов принес шрот на анализ. После экстракции от него попахивает бензином, боится, не будет ли вредно животным.
Клава бережно поставила колбу в шкаф, загасила спиртовку, прибрала и вытерла стол, затем проверила рубильник и стянула халат. «Хозяйка», подумал Головенко любуясь женой.
— Федор от нас уходит, его назначают в Супутинскую директором, — сказал Головенко, когда они вышли на улицу.
— Я уже слышала… По-моему, это хорошо.
— Для Федора, конечно, неплохо, — отозвался Степан. — Растет человек.
— Почему же ты отказался от роста? — не без язвительности спросила Клава.
Она уже знала о том, что Степан отказался от предложения Станишина.
— От роста я не отказываюсь, ты это знаешь… А ты хотела, чтобы мы переехали в город?
Клава, не задумываясь, ответила:
— Если бы это было в прошлом году, когда я мечтала о городе, то да… А теперь не знаю. Я привыкла к лаборатории. Я забываю, где я: в деревне или в городе… Помнишь, ты говорил мне в прошлом году, — Клава тихо засмеялась и сжала Головенко руку, — что моя городская профессия пригодится в деревне… И правда — пригодилась… Ведь по правде сказать, я тебе в прошлом году не верила. И в мастерскую не верила и в гидростанцию не верила. Мне было просто приятно слушать о твоих планах. Ты даже в лице менялся, когда начинал говорить об этом.
— А теперь веришь?
Клава ответила не сразу.
— Теперь верю. Если ты мне скажешь, что вот на месте этих домиков через пять лет будут многоэтажные дома, с водопроводом, ваннами… Да что там ванны! Если скажешь, что здесь будет оперный театр — поверю.
Она прижалась к Степану и глянула ему в глаза.
— Степа, когда наш ребенок будет взрослым, Красный Кут уже не станет походить на деревню. Правда?
Она замолчала и, возбужденная своими мыслями, ускорила шаг.
Когда Головенко сказал Федору о его назначении в Супутинскую МТС, тот обиделся.
— Выгоняешь?
Светловолосый, с загорелым лицом он только что вылез из-под трактора и в упор глядел на директора.
Трудно было представить мастерскую без Федора. Здесь то и дело слышался его голос, то беззлобно ругавший тракториста за нерасторопность, то терпеливо и настойчиво разъяснявший, как нужно ремонтировать ту или иную деталь. Головенко привык к тому, что, если в мастерской Федор, значит, беспокоиться не о чем, привык к тому, что по вечерам Федор являлся к нему в кабинет, забирался в угол и шуршал газетами и журналами. И вот он должен уйти отсюда…
Головенко согласился на перевод Федора только потому, что был рад за друга, в способности которого он верил.
— Давай потолкуем, друг, — сказал Головенко, присаживаясь на верстак. Федор прислонился к стеллажам. — Отпускать тебя мне не больно хочется и как человека и как работника…
В конторку заглянул Сашка. Из каких-то неведомых источников людям было уже известно о предстоящем переводе Федора.
— Что они там? — спросили девушки Сашку. Он махнул рукой. Шура шумно вздохнула. Распушив бороду, подошел Сидорыч.
— О чем они? — осведомился он.
— О чем — известно… Уходит Федор-то…
Сидорыч присел на лежащий кожух мотора, закурил.
— Коли директором будет, тогда ладно… Это неплохо. А ежели механиком — не отдадим, — твердо выговорил он и сердито запыхтел козьей ножкой.