С самого начала стало ясно, кто привык к работе в поле, а кто нет: Стюарт и Джина продвигались вдоль своего ряда в два раза быстрее всех остальных, а Алан Уолл – даже еще быстрей, чем они. А вот многие студенты постоянно отвлекались, то и дело бегали пописать, так что я оказалась далеко не самой медлительной. Солнце поднималось все выше и пригревало все сильней, и теперь я уже была рада, что стащила у Эда Брубека его бейсболку – я надела ее козырьком назад, и она хорошо защищала мне шею от палящих солнечных лучей. Через час я вроде как включила автопилот. Корзинки наполнялись словно сами собой – ягодка за ягодкой, ягодка за ягодкой; и заработок мой все рос да рос: два пенса, пять, десять… За работой я все время думала о том, что сказала мне ночью Гвин. Похоже, она все это познала на собственном горьком опыте. А еще я представляла себе, как Жако и Шэрон сейчас садятся завтракать, и рядом с ними стоит мой пустой стул, словно я умерла или что-нибудь такое. Спорить готова – мама по-прежнему твердит: «Даже говорить о ней не желаю, об этой юной мамзель!» Она, когда рассердится или просто заведется, то сразу начинает говорить как самая настоящая ирландка. Я думала о том, что быть ребенком – все равно что быть шариком в пинболе, когда тобой стреляют через центральную линию, не давая тебе возможности отклониться ни влево, ни вправо, и ты от себя совершенно не зависишь. Но как только ты возьмешь нужную высоту, то есть тебе исполнится шестнадцать, семнадцать или даже восемнадцать лет, перед тобой сразу открывается тысяча разных путей, и ты сама можешь выбрать, по какому из них пойти, – и одни пути просто удивительные, а другие так себе, самые обычные. Достаточно лишь слегка изменить скорость и направление, и это полностью именит все твое будущее; отклонишься на какую-то долю дюйма вправо, и шар откатится к партнеру, пролетев между твоими неуклюжими «ластами», так что не отвлекайся, иначе потеряешь очередные десять пенсов. Но возьмешь чуть левее, и шар окажется в игровой зоне – удар, еще удар, яростная атака – и вот она, славная победа с высоким счетом. Моя главная проблема в том, что я сама не знаю, чего хочу, думала я. К тому же у меня совсем мало денег; впрочем, на сегодня хватит, чтобы хоть еды себе прикупить. Вплоть до позавчерашнего дня единственное, что мне было нужно, – это Винни, но больше я такой ошибки ни за что не сделаю. И, словно сверкающий серебристый шар пинбола, откуда-то прилетела мысль: «А ведь я, черт побери, совершенно не представляю себе, ни куда я направляюсь, ни что со мной будет дальше».
В половине девятого объявили перерыв; мы выпили под навесом сладкого чая с молоком, который разливала женщина с невероятно трескучим кентским акцентом, похожим на хруст ломающейся земляной корки. Предполагалось, что у каждого имеется собственная кружка, и я приспособила старую банку из-под мармелада, которую выудила из кухонного помойного ведра; кое-кто, правда, удивленно поднял брови, но мне было наплевать, зато у моего чая был привкус апельсина. Сигареты «Бенсон энд Хеджес», забытые вечером перепуганным Гэри, я переложила в свою коробку из-под «Ротманз» и с удовольствием выкурила парочку; они оказались немного покрепче, чем «Ротманз». А Линда угостила меня сливочным печеньем, и Марион, одобрительно глядя на меня, сказала своим ровным, чуть глуховатым голосом: «Когда фрукты собираешь, всегда есть хочется», и я ответила: «Да, это верно», и Марион была просто счастлива, и мне вдруг захотелось, чтобы жизнь у нее оказалась более легкой, чем это ей явно светит. Потом я подошла к Гвин, которая сидела рядом со Стюартом и Джиной, и предложила ей сигарету, и она сказала: «Давай, я не прочь, спасибо», и с этого момента мы с ней стали друзьями. Вот так просто. Голубое небо, свежий воздух, ноющая спина – зато я уже стала на три фунта богаче, чем в ту минуту, когда сорвала свою первую клубничину. Без десяти девять мы снова начали сбор ягод. А в школе сейчас наша классная мисс Суонн как раз взяла журнал и громко выкликнула мое имя, но ей никто не ответил. «А ее нет в классе, мисс Суонн», – сказал кто-то из учеников, и в эту минуту Стелла Йирвуд наверняка должна была вспотеть от страха, если у нее есть хоть какие-то мозги, а они у нее точно есть. Если она успела похвастаться, что увела у меня парня, народ сразу догадается, почему меня нет в школе, а раньше или позже об этом узнают и учителя, и тогда Стеллу вызовут в кабинет к мистеру Никсону, куда, возможно, пригласят и кого-нибудь из полиции. Если же насчет Винни она держала язык за зубами, то будет вести себя совершенно спокойно, даже чуть высокомерно, но в душе, конечно, запаникует. Как и Винни. Секс с неоперившимися птенчиками – это, конечно, замечательно, но, по-моему, только до тех пор, пока никто ничего не знает и все спокойно; но теперь все очень быстро переменится, особенно если я останусь на ферме «Черный вяз» еще на пару дней. Я вдруг превратилась в несовершеннолетнюю школьницу, которую некий Винсент Костелло в течение четырех недель соблазнял с помощью подарков и алкоголя, а потом она исчезла без следа. И теперь этот Винсент Костелло двадцати четырех лет, продавец автомобилей с Пикок-стрит в Грейвзенде, стал главным подозреваемым. Я, вообще-то, по натуре не злая, и мне совсем не хотелось, чтобы Жако, или папа, или Шэрон из-за меня лишились сна, особенно Жако; а все-таки испортить жизнь Винни и Стелле, хоть чуть-чуть, было очень и очень соблазнительно…