Шли дни, сценарий потихоньку выстраивался, хотя Саня знал: он мог быть куда ярче, живее, динамичнее, ведь и жизнь как-никак полна неожиданностей, но Катенька никак не хотела в это поверить… Наконец они поставили точку, и главный начальник Иващенко остался ими доволен, похвалил, сказал, что получил именно то, чего хотел. Зато Саню воротило от привкуса жеваной-пережеваной жвачки. А при мысли, что при такой-то целеустремленности и упорстве Екатерина Прекрасная далеко пойдет, он погружался в тоскливую безнадежность. Не радовали его эти дали и лучезарные перспективы. Напротив, становилось тоскливо. А вернее, скучно. Скучно, когда пригодился только как белка в колесе, а колесо лило воду на чужую мельницу… До чего практичные пошли теперь женщины! Вот и кочки-пригорки среди берез уничтожает вместе с земляникой какая-то деятельная дамочка, приводя фантазии природы в соответствие с выношенным замыслом. Скучно! Скучно на этом свете, господа, — среди бескрылой всеохватывающей женской деятельности! Вот если бы женщины бездействовали, сидели в уголке, улыбались молча — как было бы с ними приятно. Саня и сейчас вспоминал со стесненным сердцем золотистую Фрейю в замшевой курточке и вельветовых брюках. «Что делать, если острый нож упрятан в бархатистость кожи? Руки коснулись осторожно, а боль от боли невтерпеж», — завертелись у него в голове строчки из Лялькиного стихотворения. И на сердце сразу потеплело. Лялька — она совсем другая. У нее есть фантазия, и фантазия у нее работает. На Екатеринах, хоть они и прекрасные, и на Верах свет клином не сошелся. Есть на свете синеглазые Лялечки!
Подумав о Ляльке, Саня вспомнил, что хотел забрать с чердака кое-какие словари, доставшиеся ему по наследству от тети Лизы, Лялькиной матери. Она выучила его французскому языку, и к ней он относился как к матери, а к Ляльке — как к младшей сестре. Ляля и отдала ему оставшиеся после матери книги, избавилась от них с радостью, а заодно временно поместила на Санином чердаке и остальной семейный архив. А где его собственный семейный архив? Тоже лежит в коробках? Или пропал? Или такого вообще не было? Поискать, что ли? Не случайно Саня полюбил историю: прошлое всегда утешительнее настоящего — что пройдет, то будет мило.
Александр Павлович был не из тех, кто долго предается печалям. Жизнь щедро снабжала его разочарованиями, и он притерпелся к ним и привык. Ну одним, ну двумя больше — ничего от этого не меняется…
Саня поднялся с кушетки и подошел к груде сваленного у стенки старья. Интересно, а его деды-прадеды писали письма? Какой у него может быть семейный архив? У Ляли понятно — отцовские статьи, дед тоже был в какой-то области профессором. А у него-то предки чем занимались? Может, и не стоит искать бумажек, а достать бабушкин сундук и покопаться в нем? Бабушка у него была женщина необычная, на взгляд, вроде бы неприметная — невысокая, черты лица мелкие, волосы пушистые, а на деле ведунья-колдунья. Дружила с лесом, всегда в одиночку по грибы ходила и приносила как на заказ: рыжики так рыжики, белые так белые. Травы знала. Животных чувствовала. С любой строптивой коровой, лошадью, даже с козой договориться могла. Ее всегда приглашали, когда не могли с животиной ужиться, и она помогала. Бодливую, гульливую корову с хозяйкой мирила. Брыкливую лошадь утихомиривала. А вот с дедом бабка ругалась, дед охоту и рыбалку любил, а она ни того ни другого не признавала и деда с его трофеями вон гнала. Дед с Санькой жарили рыбу на костерке, и ничего вкуснее этой рыбы Санька не помнит. Саньке вообще-то и бабкин лес, и дедов нравились, а в суть разногласий он как ребенок не вникал. Хотя теперь, наверное, можно было бы и вникнуть… А вот утешения он всегда искал у бабки. Потому что утешать она умела как никто. Интересно, а на этот раз утешит?
Санька снял с сундука стул с узлом, громко чихнул от поднявшейся пыли и вытянул сундук на середину чердака поближе к кушетке. Сундук был невелик, но увесист, и стоило посмотреть, чем он набит.
Сверху лежали вышивки — салфетки, скатерки, полотенца. Какие-то кружевные накидки и бархатное с бисерными вставками платье. Сане стало любопытно — кто же такое носил? Неужели бабушка? Он с трудом мог себе представить бабушку в таком наряде. Одевалась она всегда очень просто, он и не помнил, во что она одевалась. А платье, однако, забавное. Впору все это добро в какой-нибудь музей оттащить. Существуют же музеи быта. Хорошо бы учредить еще и музей нравов.
Однако содержимое сундука уже наскучило Александру Павловичу. Что ему пучеглазые пуговицы, кружева, платочки? Мешочки с лоскутками? Нитки? В шкатулке среди разноцветных мотков Саня углядел маленькую коробочку, раскрыл и увидел перстенек с печаткой. Вот уж к чему Александр был равнодушен, так это к украшениям, не наработалось у него привычки к кольцам. Даже обручальному не повезло, не носил и обручального. Колечко небольшое, скорее всего женское, и запечатывали им письма. Наверняка на печатке голубок с оливковой веткой или сердечко с цветком. Стандарт начала века. Интересно бы письма найти, раз была печатка, которой их запечатывали… Стало быть, есть что искать. Отрадное обещание.