Она нервно хихикает. Ее смех звучит очаровательно. Как скрип кроссовок по баскетбольному полю. Мы перелезаем назад и притуляемся друг к другу. Ее волосы пахнут шампунем марки «Боже, твои волосы пахнут потрясающе». Когда я был маленьким, наши няни мыли нам голову таким же.
— Я б, скорее, подумал, что ты пользуешься каким-нибудь навороченным шампунем, — говорю ей.
— Ну, я, вообще-то, простая девчонка.
Я окунаюсь в ее волосы. Шепчу ей на ухо:
— Пахнет моим детством.
— Надеюсь, у тебя было счастливое детство.
— Однозначно.
— Можно тебя спросить?
— Натюрлих.
Мимо окон проплывают темные силуэты. В тиши разговора дождь становится все шумнее.
— Когда мы с тобой познакомились, ты сказал, что у тебя здесь нет родственников. А за ужином обсуждал с родителями своих бабушку с дедом. Почему ты мне наврал?
— Сложно было объяснить.
— Так неприятно, когда тебе врут.
— Я знаю. Прости.
Что-то колышется вдали. Присматриваюсь — темнота, и только.
— Мигель, можешь говорить мне все, я не стану тебя осуждать.
— Правда, прости меня.
Что-то стучит по капоту. Из-за оград частных домов высовываются кроны деревьев и как будто подглядывают за нами.
— А можно еще вопрос?
— Конечно.
— А что будет, когда ты найдешь Дульсинею?
— Найду пропавшую рукопись.
— Ты только поэтому ее ищешь?
— Ну да.
Стук не прекращается. Деревья покачиваются. Дождь барабанит по крыше так, будто над нами трясут ящик с костями.
— Тогда тебе, наверное, лучше оставить ее в покое.
— Почему?
— Если б она захотела как-то поучаствовать в судьбе своего отца, она бы уже проявилась.
— Все не так просто.
Что-то скребет по правому крылу, как будто некто хочет залезть. Мимо проплывает кусок деревянных перил.
— А с бабушкой и дедом ты повидаешься?
— Не-а.
— Почему?
— Так лучше.
— И все так просто? — Сэди убирает челку с моего лба. — Прости, — говорит она и целует меня в лоб. — Это из-за них ты уехал из Манилы?
— Нет.
— А почему?
Что-то глухо ударяется о бампер. Машину огибает сумка-холодильник с логотипом пива «Сан-Мигель». Молния разбивает темные небеса вдребезги. Мы ждем грома. Но раската так и не слышно.
— Мне просто не нравится, кем я здесь становлюсь.
Темная масса перед нами шевелится, будто сама ночь идет к нам поближе.
— Это мой джип? Не хотелось бы идти к нему вброд. Словим еще гепатит какой-нибудь.
— Это что-то плавает в воде.
Дождь усилился так, что приходится повышать голос.
— Знаешь, — говорю, — не то чтоб я не хотел вернуться и работать здесь. Просто тут такое чувство… не знаю…
— Безнадежности? Поступай как все. Просто не беспокойся.
— Это тоже не выход.
— Тогда поцелуй меня.
Я целую.
— Как ты думаешь, я нормально впишусь в Нью-Йорке?
— Впишешься на все сто.
— Это ж не уход от ответственности? Ну то, что я уезжаю.
— Нет. — Я пристально смотрю на Сэди. — Не знаю.
Разглядываю ее идеальное лицо. Безупречный нос. Нижние зубы чуть-чуть искривлены, только чтоб напомнить мне, что это реальная девушка.
— Ты по-прежнему собираешься разыскать Дульсинею, верно?
— Да.
— Когда?
— Завтра.
БАХ! Машину качнуло взрывной волной. Мы с Сэди оборачиваемся как ошпаренные. Господи! Что-то…
Завод Первой генеральной объят пламенем. Огонь повсюду. Сначала один, потом второй, и вот уже много фейерверков, настоящих фейерверков взмывают в небо. Зеленый. Синий. Желтый. Взрываются. Свистят. Шипят. И вдруг вспыхивают одновременно. А потом очередью. Громадный оранжевый цветок увядает под дождем. Звезда, испещренная вспышками переливчатого перламутра, с голубой гроздью посредине, освещает близстоящий билборд с Витой Новой. Багровая спираль стремительно закручивается в сторону вывески «ТОЛЬКО В ИИСУСЕ СПАСЕНИЕ», и неоновые буквы осыпаются градом стекла. Одиночные залпы с визгом взмывают по вертикали один за другим и разрываются облаками искр, похожих на тлеющие белым угли. В небо взлетают все новые и новые ракеты. Одно из заводских зданий оборачивается огненным шаром — секунда на возгорание, другая на поглощение огнем, вот уже и нет ничего. Раскаленная конструкция скелетом обрушивается в воду. Щупальца пламени разбегаются по реке, как горящий бензин, оранжевые, желтые пучки медленно распускаются в загаженной воде. Река в огне. Вода горит, пахнет палеными волосами, серой, жженым сахаром. Низкий кучевой потолок будто тлеет от занявшегося под ним химического солнца. Даже далекий горизонт подернулся красным фальшивым восходом.