— Прошу вас, — сказало прилизанное угрюмое существо, быстро пропустив Лизу, и с изумительной поспешностью отгородило меня от нее.
— К кому вы, — спросил детина не голосом, но внушительным движением плеч и желваков. Что-то горячее закопошилось в моей руке, и многочисленные листы договора и приложений сами собой расползлись веером, обозначив адрес, точно соответствовавший массивной надписи на стене каменного забора. Я сразу же вспомнил, что мне надлежало явиться в этот дом для дальнейшего ознакомления с правами, обязанностями и встречи с первым заместителем министра Григорием Владимировичем Балябиным. Поправив галстучную заколку с брильянтом, я молниеносно сосчитал багрово-яшмовые капиллярные сосуды на лице служителя потайной двери и, улыбнувшись, вытянул вперед ворох бумаг, будто это была пачка чаевых, толщиной с Библию.
— Собственно, мне сюда, — заявил я, выкатив белки глаз до разрыва век. Человек отхлынул назад, разом, словно в ножны, спрятав плечи, желваки и немую воинственность. Лиза все это время с любопытством смотрела на нас, теребя на шее платиновую цепочку, и, увидев мою негаданную победу, скрылась в саду. Напоследок она окончательно прижгла сетчатку моих глаз маслянисто-блестящим декольте. Учтиво трогая вокруг меня воздух белыми перчатками, человек вызвался проводить в дом. Буйная диковинная растительность открылась глазам во всем книжно-ботаническом многообразии. Я вежливо попросил посторониться огромного сангвинического павлина, прогуливающегося по мозаичным плитам дорожки, и едва не упал в декоративный водоем с косяком глазастых рыбешек (…) Из меня получится отменный корм, обещаю вам (…) Гигантское полотно блестящей кожи в ажурной раме декольте и цепочки покрылось сочной голографической татуировкой павлиньих и рыбьих хвостов, и, разросшись до космических размеров, раздавило мои глаза изнутри. Белая перчатка высунулась из плюща и поддержала меня за локоть. Я почти повис на руке служителя. Однако, когда он буквально приставил меня к двери, ведущей в двухэтажный особняк с белыми наличниками и черепичной крышей, я несколько встрепенулся и, обернувшись, сказал начальственным шепотом:
— У вас там над площадью летает парфянский дирижабль. Народ нервничает. Разберитесь…
Я вошел в просторный светлый холл с большим количеством плоских ламп, свисающих с потолка на тонких проводах разной длины, и, погасив звучные шаги ватным ворсом темно-зеленого паласа, приблизился к низкому столу, обставленному с трех сторон диванами, где, полузарывшись в подушки, полулежало огромное угловатое тело человека лет тридцати. Скользнув по мне отточенным блеском зрачка, мужчина отбросил на стол пульт дистанционного управления аудио-видеокомплекса, который занимал плоским настенным экраном, огромными акустическими колонками и массивной застекленной стойкой значительную часть помещения, и, придав телу импульс с помощью одной руки, вскочил и приблизился ко мне так проворно, что не задел ни одной подушки. Закатанные рукава безупречно белоснежной свежей сорочки открыли мускулистые руки, точно сеткой, обтянутые венами, а скромный деловой галстук подчеркивал крутую атлетическую грудь. Желваки, казалось, пробежались по всему периметру лица от подбородка до мощного коротко остриженного затылка, а серые спокойные глаза лучились всеми видами превосходства над окружающей действительностью.
— Вы Фома Рокотов?
— Да, совершенно верно.
— Можно, я буду звать вас просто Фома?
— Отчего же нельзя? Пожалуйста! — жизнерадостно ответил я, с удовольствием пожимая протянутую мне руку.
— Григорий Владимирович Балябин, очень приятно. Садитесь, мне докладывали о вас.
— Благодарю.
— Вы, насколько я понимаю, уже знаете, о чем пойдет речь.
— Да-да.
— Предложение вам сделано необычное, но это не должно вас смущать, ведь мы и живем в необычные времена. Да… Итак, вам оказано большое доверие. По совокупности анкетных данных, результатам тестирования и собеседования вы подходите для…
— Я уже понял.
— Замечательно. Вы будете получать деньги, пользоваться всевозможными благами, свободами и полной безопасностью.
— Это понятно. Но, будьте любезны, все же объясните мне такую вещь… В договоре ясно написано «психологический натурщик». Мне не совсем, понятно. Какая связь?
— Поясняю. Все катаклизмы, которые потрясают нынешнее безликое общество, можно с высокой степенью сходства сгустить в пределах отдельно взятой личности. Согласитесь, что социология как абстрактная дисциплина, оперирующая столбцами цифр, для конкретного человека, сдавленного различными проблемами, мало утешительна. Вам объясняют, что количество верующих, больных, богатых, социально незащищенных в обществе меняется в ту или иную сторону. Но к вашей вере, боли, достоянию или надвигающейся старости это не имеет никакого отношения. Вы ищете спасение от боли, спасение от утраты смысла жизни, а вам подсовывают столбцы цифр с наукообразными объяснениями. Причем количество рабочих версий всегда превышает количество возможно допустимых вашим разумом. И в результате, злость и досада растут, потому что такого рода объяснения как нельзя лучше показывают, что вы никому не нужны. Посему в одной из лабораторий нашего министерства предложили оригинальный и довольно простой вариант решения социальных проблем, а именно: изучать общественные явления не на абстрактном сознании, а на сознании конкретных индивидов. То есть, речь идет о персонификации всей социологии и превращении ее из безликой дисциплины в дифференцированную науку, максимально приближенную к человеку. Вы, безусловно, можете возразить. Дескать, как же так, отдельно взятый конкретный человек? Ведь нет же двух одинаковых людей и следовательно, методики, подходящие для одного, никоим образом не годятся для другого. Следовательно, всякие изыскания обречены на провал. Но вот здесь и кроется вторая неожиданность, которая ждет вас. Подождите, — жизнерадостно изрек Григорий Владимирович. Пленительно грациозно разметавшись на диване и царственным жестом нажав кнопку дистанционного пульта управления, он вызвал все того же угрюмого лакея в белых перчатках и полосатой жилетке. Я заинтересованно воззрился на многосложный пульт управления, испещренный гигантским количеством кнопок и снабженный миниатюрными жидкокристаллическими табло и индикаторами. Неужели и лакей имеет централизованное управление и входит в состав аудио-видеокомплекса? Или он просто робот?
— Марк, вызовите к нам, пожалуйста, Эдуарда Борисовича.
— Ъ-ъ-ъ! — Марк утвердительно сгруппировал мышцы, неумело копируя хозяина, чем, очевидно, и выразил крайнюю степень послушания.
Я обвел глазами строгую добротную обстановку, и только тут сообразил, насколько заместитель министра мыслит схожими со мною категориями, как похоже излагает. Кроме того, какой-то неуловимый знакомый стилистический привкус меня просто перепугал, словно вся эта августейшая туша живет схожей со мной Неверующей жизнью. Я принялся было считать плоские блюдца ламп под потолком, мысленно уподобив их плотному минному полю в темной толще вод, на одной из мин которого мне суждено было подорваться, будто одинокой заблудившейся субмарине. Дойдя до цифры «8», я вдруг увидел Лизу, вышедшую из другой двери. Она направлялась к нам, удовлетворенно лукаво рассматривая нас бесподобными голубыми глазами. Григорий Владимирович встрепенулся, простер к ней правую руку, как-то очень по-своему хитро наматывая ее на Лизину талию, а левую выворачивая в моем направлении:
— Познакомься, это…
— А мы уже знакомы. Фома двадцать минут назад познакомился со мной на улице, чем несказанно и позабавил.
— Ах, вот как, однако. И часто вы пристаете на улице к незнакомым женщинам? — спросил Балябин, изумленно повернув голову в полуоборот. Я смущенно сжал плечи, тем же движением вывинчивая из них голову, отчего раздался новый смех Лизы.
— Да, ну ладно. Принеси нам что-нибудь выпить и иди наверх. Я освобожусь через час, если голодна, съешь там чего-нибудь.
Они
§ 16
столкнулись в дверях, Лиза и Эдуард Борисович, и от меня не укрылась его слащавая улыбка, которой он перемазал ей всю грудь.