Наконец ей ответили, и по манере говорить с придыханием она узнала старого Треверса.
— Доброе утро, Треверс. Будьте добры, позовите, пожалуйста, мисс Майру.
— О, это вы, миледи? К сожалению, мисс Майра ушла.
— Ушла так рано?
— Джентльмен в машине заехал за ней. Они собрались посмотреть что-то, не помню, что именно. Во всяком случае, ее нет, но она обещала вернуться к ленчу, миледи.
— С кем, вы сказали, она уехала?
— Как же это… — ответил Треверс. — Имя вертится на кончике языка. Майор… Я забыл. Он бывает здесь довольно часто. Мистер Баркли знает его. Спросить у него, миледи?
— Нет, это неважно. Спасибо. Я позвоню во время ленча.
— Хорошо, миледи.
Энн положила трубку.
«С кем ушла Майра? — думала она. — Кто часто бывает на Беркли-сквер и кого Майра даже не упоминает в письмах?»
Тут что-то подозрительное, в этом Энн была уверена. Совсем не похоже на Майру хранить молчание и таить что-то. И Энн вспомнила, как упорно та оставалась неопределенной в разговорах по телефону. «Друзья Доусона». Неужели это устроил Доусон? Энн снова подняла трубку. В кабинете секретаря на Беркли-сквер был отдельный телефон, и Энн решила поговорить непосредственно с Доусоном Баркли. Ее соединили через пару минут, но все это время тревога Энн росла, и когда Доусон ответил, трудно было говорить с ним спокойным, обычным тоном.
— Алло, это вы, мистер Баркли?
— Доброе утро, леди Мелтон. Я только сейчас думал, как должно быть прекрасно в Галивере и какая жара будет здесь днем.
— Мистер Баркли, я позвонила вам, потому что тревожусь.
— Чем я могу помочь?
— Я тревожусь о Майре.
— О! — Энн услышала в этом восклицании что-то зловещее.
— Я только что говорила с Треверсом, и он сказал мне, что Майра уже ушла с каким-то майором, он не мог вспомнить его имени.
— Майор Рэнкин? Томми Рэнкин.
— Я поняла, что он ваш друг.
— Ну… это не совсем так, леди Мелтон.
— Но я не понимаю! Майра сказала, что всю эту неделю она проводит время с вами и вашими друзьями.
И снова наступило молчание. Энн почти ощущала смущение Доусона Баркли.
— Боюсь, это не совсем соответствует истине.
— Мистер Баркли, прошу вас, скажите мне, что происходит. Майра всего лишь ребенок, и я тревожусь за нее.
— Если говорить честно, леди Мелтон, я и сам тревожусь за нее. В сущности, я даже раздумывал, не будет ли более разумным позвонить вам, но Майра уверила меня, что вы знаете абсолютно все, что она делает, и согласились, чтобы она оставалась здесь, поэтому я не посмел вмешиваться.
Энн быстро приняла решение.
— Я еду в Лондон, — объявила она, — сейчас же, сию же минуту. Вы будете у себя?
— Разумеется буду, и, говоря откровенно, это лучшее, что вы можете сделать.
— Я выезжаю.
Она бросила трубку и выбежала из комнаты. В холле леди Мелтон разговаривала с главным садовником.
— Вы не знаете, где Джон? — спросила Энн, без церемоний перебивая свекровь.
— Полагаю, что на ферме, — ответила леди Мелтон.
— И долго он там пробудет?
— Около часа, как мне представляется, может дольше. — Она уже повернулась к садовнику, но лицо Энн остановило ее. — Что-нибудь произошло?
— Спасибо, ничего, — инстинктивно ответила Энн.
Она поднялась наверх, схватила жакет и сумку и снова сбежала в холл. Там уже никого не было. Она вышла через боковую дверь и торопливо направилась к конюшням. Во дворе второй шофер наводил глянец на машину Джона, полируя фары так, что они сияли зеркальным блеском. Он увидел приближающуюся Энн и приложил два пальца ко лбу, почтительно приветствуя ее в обычной манере деревенских жителей.
— Доброе утро, миледи.
— Мне нужна машина для поездки в Лондон немедленно.
— Есть, миледи! Позвать мистера Барнета? Я сам должен везти леди Мелтон в Крокли-Кросс через двадцать минут.
Барнет был главным шофером, и Энн не любила его: каким-то образом он давал ей понять, что любой новичок в Галивере вызывает его подозрения. Кроме того, он был пожилым и ездил очень медленно, а Энн торопилась.
— Нет, не беспокойте Барнета, — сказала она быстро. — Я поведу машину сама.
— Слушаюсь, миледи.
Энн села в машину и поехала по подъездной дорожке сначала очень медленно, потом со все более растущей уверенностью. Она никогда не имела дела с такой сильной и дорогой машиной, как открытый автомобиль Джона, но часто водила машину отца. Каждый, кто мог удержать на ходу этот маленький, дешевый и обветшавший автомобиль, считала Энн, может вести любой. Доктор Шеффорд был лишен привязанности к машинам, так что он мотался по деревенским дорогам до тех пор, пока машина буквально не разваливалась на части от чрезмерных нагрузок и отсутствия ухода.