Вот последнее неплохо бы запомнить…
Часа два спустя вихрь чужой жизни утих, освобождая из дальнего угла изрядно потрепанное «я». Во рту эхом остался вкус крови.
Я неловко потянул затекшую до полной неподвижности ногу, вытянулся на полу, затылком прижавшись к полу, и облегченно выдохнул. По телу проходились сотни мурашек, возвращая чувствительность, примерно тот же процесс происходил в голове, пробуждая разум.
Надо успеть разобраться хоть немного, пока не накроет откатом.
С усилием опираясь на стену и сдерживаясь, чтобы не выругаться вслух, я медленно встал на ноги и побрел на кухню.
В одном из шкафов смирно ждал своего часа кувшин с атто – ядерным пойлом, процессом перегонки и брожения десятка водорослей, чернил мелких кальмаров и корней эве. Густо-синее вино – от вина в нем было только название, все равно никто уже давно не помнил, каким алкоголь с суши был на вкус – обладало многими необходимыми мне сейчас качествами.
Влив подрагивающую синюю жидкость в кружку на три пальца, я выдохнул и резко влил пахнущую йодом и озоном жидкость в рот. Первые несколько секунд организм всегда сопротивляется, как может, тут главное покрепче сжать зубы…
Первый приступ тошноты прошел, и по телу прошлась волна тепла, разгоняющая кровь. Закрыл глаза. Хаос в голове расслаивался, укладываясь идеально ровными стопками. Кисть дрогнула, едва не выпустив кружку.
Приоткрыв один глаз, я с вялым любопытством наблюдал, как по бледной коже расползаются пурпурные и фиолетовые синяки. Успел.
Прикосновения бывают разными. Бывают и такими, когда тело, озадаченное двумя душами в себе, делит боль пополам…только вот вторая половина обычно достается моему телу.
С другой стороны, мне не привыкать, а она проснется более-менее здоровой.
Только рана на лице, нанесенная непростым клинком, вряд ли поддастся. Ничего, что-нибудь можно будет придумать. Я ухватил это желание за хвост, озадаченно нахмурившись.
Человек, которого ты касаешься изнутри, забирая часть его боли и безумия на себя, уже никогда не станет чужим. Это правило нельзя обойти, лезешь в чужую душу – плати по установленному курсу, проблема только в том, что платить не хочется никогда. Раз за разом я погружаюсь в чужое сознание, удерживая его на плаву, а потом смотрю, как ставший братом, другом или сыном человек уходит, забывая о моем существовании.
Но хуже всего, когда этого человека ты провожаешь на смерть, выкладывая все прегрешения на толстых листах вощеной бумаги, а после умираешь вместе с ним. Теперь мне выпало двойное удовольствие – полубезумное от боли сознание, которое мне придется привести в нормальное состояние, срастаясь с ним каждой клеткой, а потом отдать на окончательное уничтожение.
Кружка полетела на пол, разлетаясь на несколько частей. Раньше я мог отвернуться, перетерпеть, понимая, что те души, что я пропустил через себя, в чем-то виноваты, но чем оправдаться сейчас?!
Когда я заглянул в комнату, девушка с сосредоточенным выражением лица – поджатые губы, морщинки над краем повязки – осторожно сгибала и разгибала ногу. Послеобеденное, жарко-рыжее солнце заливало стены, отражалось теплыми бликами от бледной кожи, притягивало взгляд к узкой щиколотке, охваченной расплавленным золотом.
Я прислонился к косяку, стараясь даже не дышать. Эта картина настолько отличалась от той, что я увидел в темнице, что страшно было спугнуть это призрачное спокойствие не то что вдохом – слишком назойливым и бесцеремонным взглядом.
Тонкие кисти – уже без синяков – прошлись по повязке, огладили ткань, зарылись в волосы…
- Нет. – слово вырвалось раньше, чем я успел придумать, как отвлечь ее от повязки, не выдавая свое присутствие.
- Пока не стоит. Глаза…не совсем в порядке. – я попытался смягчить тон, хотя с непривычки вышло не очень хорошо. Страх только помешал бы мне делать свою работу. – К вечеру я ее сниму.
Лицо превратилось в безжизненную маску с первым же звуком моего голоса. Тонкие руки вытянулись вдоль тела. Полная покорность и готовность принять любое наказание.
Я выдохнул сквозь стиснутые зубы, мысленно пожелав Леану по случайности сожрать неправильно приготовленную коралловую змею и сдохнуть от неостановимого кровотечения.
- Я не собираюсь вредить тебе. Наоборот. Я не…не из тех. –да какими теперь словами можно исправить? Она боится меня, и правильно делает, тут нужно бояться даже собственной тени, но так больно видеть этот поток света и беззаботного смеха вот так искореженным и вздрагивающим каждый раз, когда я открываю рот! - Я постараюсь помочь тебе. Выздороветь. Вспомнить.