Течёт, журчит, изгибается по равнине ленивая Имчин, серебряная дорога в чёрном коридоре непролазного леса. Плывёт в ней челнок и по водорослям, налипшим к бортам, равно как и по сломанному второму веслу, которое неизвестно зачем лежит на корме, видно - не рыбак это, а беглец, который и лодку-то в первый раз увидел.
А если заглянуть в саму лодку, то убедишься, что это не беглец, а беглянка. Волосы подвязаны грязным платком, то, что было одеждой, давно превратилось в драный балахон, а от рук разит рыбой. Но когда Муглук отбрасывает волосы с лица, можно убедиться, что она вполне ничего - если умоется и начнёт улыбаться. Почему она здесь и куда держит путь - мы, увы, видеть не можем.
Но всё-таки понаблюдаем - благо, Муглук вся в делах и едва ли заметит слежку. Вот она тащит из воды изодранную сеть и извлекает трёх склизких лахтак и горсточку краснопёрок. Вот, закусив губу, скоблит их костяным ножичком, и крохотные монетки сырой чешуи сыплются в воду, словно чьи-то замёрзшие слезинки. Вот проверяет дно лодки - не прохудилось ли, ни выбило ли затычки, хотя даже если и выбило, чем заменишь - разве что одежду разорвать. А вот (и это чаще всего) она просто сидит на носу, скрестив ноги и опустив голову. Губы жуют истерзанную рыбу, мимо плывёт лес, а мысли уходят куда-то вдаль, за холмистый горизонт прошлого.
Там, - раньше, - было лучше, куда лучше, в тысячу раз лучше и солнечней. Там лес редеет и скромно расступается перед огромной, прекрасной степью, земля жирная, а огромные деревни обхватывают спокойную реку, словно гигантские клешни, так, что можно плыть часами и всё равно видеть одно и то же - причалы, ещё причалы, чёрную коросту крыш, огороды, немного полей и зеленую гладь отсюда и до горизонта. Земля огромна, как небо, много свободы и хочется петь...
Муглук икает и едва не давится рыбьей костью.
В заболоченных дебрях зудят комары, по гниющим брёвнам расползлась хищная росянка, с веток свисают комочки листьев и унылые корни полощутся в тухлой воде. Камыши то жмутся к берегу, то выползают чуть ли не на середину, словно нелепая запруда и приходится прорубаться сломанным веслом: взмах и удар, как деревянный меч, только там страх, а тут мерзость. С перебитых тростников сыплются, стукая, как дождевые капли, чёрные и жирные улитки - Муглук их с детства видеть не может.
Всхлипывает вода.
Но вот в глухом буреломе - не лес, а рассыпанная поленница! - появился просвет и Муглук быстро прячется на дно лодки, вполголоса кого-то проклиная. Под шею попадает крохотный камуше... нет, ракушка, проклятая ракушка, совсем незаметная и тело пробивает молнией, пробивает насквозь, так, что даже пальцы сводит от омерзения и уже тянется рука, но ничего не поделаешь лодку вынесло и несёт, так что нужно лежать, лежать, а эта проклятая козявка, жир ползучий, сидит себе преспокойно внутри, пока не убедиться, что ей ничего не грозит и можно немножко поползать. Сначала покажутся рожки, они вздрогнут, принюхаются, и вот улитка появляется сама, милая-прелестная у-л-и-т-о-ч-к-а, поползёт, поползёт, распластавшись брюхом по такому приятному влажному дереву, вползёт, жадно сопя, на волосы, на кожу, на лицо...
Мимо - уньркачья деревенька. Они всегда выбирают открытое место, сравнительно засушливую полянку или даже пляжик - наверное, чтобы загадить, ведь глазу изгнанника отдыхать не положено. Жуткие плетёные бочонки вокруг дуплистых деревьев на человеческий рост от земли - хотя какая может быть земля в этом вязьме? - и между ними перекинуты мостки... или нет, даже не мостки, а верёвки неизвестно из чего, жуткие, драные верёвки, которые вьются вдоль берега и уходят дальше в лес, и лес, если вглядеться, чем глубже, тем больше охвачен этой жуткой бочкообразной инфекцией. Иногда можно увидеть и жителей - бледные, мохнатые, разглядывают они реку серыми глазищами в полголовы и никогда не моргают.
(улитка улитка под шеей улитка)
Раньше Муглук их почти не боялась, хотя порой и дёргалась от отвращения, проплывая мимо и успевая заметить (она дальнозоркая, как и все степняки) в этих серых шарах саму себя - крохотную чёрную чёрточку в дымчатой глубине. Но однажды, когда ударил шквальный дождь, в окрестных лесах заголосили лягушки и пришлось прибиться к какому-то бревну, случилось... да, случилось то, что Муглук даже не рискнула запомнить. Она так и сидела, сгорбившись, укутанная во всё, что у неё осталось, а дождь дубасил её спину и терзал, растекаясь кровавыми струйками, недоеденного лахтака. А сзади, за спиной и дождём, кто-то шлёпал, подбирался, квакали чьи-то губы и фыркали чьи-то треугольные ноздри, глотая вкусный запах аппетитной смуглолицей девушки, так, что удержаться невозможно - и она вскакивает, кричит, визжит, орёт, дождь бьёт в лицо, а она стоит в полный рост и размахивает верным веслом, разрубившим не одну тростниковую стену, а ветер дерёт платье и от макушки к пяткам щекочут мокрые струи...
(Выставила рожки? Наверное...)
(сейчас поползёт)
Они так и не подошли тогда - только мигнули в паутине дождя бледные тени и зашлёпали под цепкими ногами мокрые ветки - но для Муглук всё более чем ясно, можете не сомневаться. Она знает уньрков насквозь, вплоть до их дохлой и склизкой, как рыбий хребет, душонки, и они её знают так же, даже если никогда не видели.
Но всё равно она предпочитает не высовываться, когда проплывает мимо. Ума у уньрков не больше, чем у водомерки, так что пускай считают бревном.
(двигается, шевелится... дрянь... сползти немножко, вот так, вжать, чтобы вылезти боялась...)
Почему-то вспомнился день в гостях у Манкума... нет, не Манкума, как-то по-другому его звали, а как, уже толком и не вспомнишь, каким родственником приходится, тоже уже не вспомнишь, а ведь ездили к нему, наверное, частенько. Смысл в том, что младший Нигвит тогда болел (или ещё не родился), поэтому она оказалась на околице почти одна - взрослые стояли далеко и, кажется, о чём-то ссорились. Небо хмурилось, ветер словно умер, где-то далеко загудела корова и Муглук подумалось, что если так уныло замычали коровы (раскричались коровы... завыли коровы?), то, наверное, сейчас и будет что-нибудь неотвратимое, что бывает только после таких вот будничных примет - вроде явления гигантской, до неба улитки-убийцы, которая просто покажется в сизых тучах на горизонте и будет ползти, ползти и ползти, выжигая чёрную полосу и засасывая людей в свою изглоданную тысячелетиями раковину. На какое-то мгновение Муглук даже смогла вообразить её на горизонте - громадная, серая масса с совсем уже ненужными рожками и гигантской закрученной раковиной - а потом уже кричала, так, что волосы взмокли, так, что в загоне куры закудахтали и индюк забухчал, а взрослые бросили свои пререкания и побежали к ней, чтобы унести домой и дать, после всех укутываний и "ну что, что с тобой случилось?" пахнущий глиной отвар, после которого она просто провалилась в какую-то черноту, где осталось только две мысли: что она спит, и что даже во сне отчаянно сучит ногами, в надежде убежать от всесильной, неутомимой, но всё-таки такой медлительной Вечной Улитки,