Кстати, о Поле. Я не видел его с момента окончания суда. Мы подбили бабки, договорились не терять связи друг с другом и быстренько вычеркнули номера телефонов из записных книжек. Это неизбежно, у каждого собственные планы, своя жизнь. Сомневаюсь, чтобы Пол сгорал от желания встретиться со мной после того, как я поддел его из-за истории с «раскаленными ножами», в наших отношениях появилась прохладца, от которой так просто не отмахнешься.
С Томми мы встречаемся регулярно. После того как мне показали на дверь, он сам нашел меня и предложил стать его компаньоном. В этом был смысл: со временем он вырастет в адвоката, с которым волей-неволей надо будет считаться. Но я отказался, сделав, впрочем, оговорку, что позднее могу вернуться к нашему разговору. Наши с ним отношения — своего рода вариации на тему того, что происходит между мной и Мэри-Лу: об этой части моего прошлого я пока стараюсь не вспоминать. Когда же мне снова захочется с ним встретиться, окажется, что, как и в случае с ней, он будет занят.
Томми — добрая душа, каждый месяц он аккуратно навещает в тюрьме Гуся. Он больше не адвокат Гуся, мы договорились, что я буду подавать апелляцию от лица всех, ведь с самого начала это дело было на моей совести, таковым и останется до самого печального конца. Несмотря на это, Томми, словно заботливый сын, не оставляет старого рокера одного. Может, только поэтому тот до сих пор и жив. В отличие от остальных, которые моложе него и для которых даже через много лет в жизни еще не все будет потеряно, Гусь примирился с мыслью, что умрет в тюрьме, даже если его не казнят. От таких дум можно сойти с ума. Томми его сильно выручает.
В целом же жизнь моя постепенно возвращается в нормальное русло. Я встаю утром, иду на работу, встречаюсь с клиентами, составляю письменные изложения дел, хожу в суд, словом, все, как обычно. Я записался в гимнастический зал, бываю там три раза в неделю после работы. Принимаю водные процедуры, занимаюсь аэробикой, плаваю. Сбросил вес, набираю форму. Пью уже не так, как раньше. Бокала виски или вина, похоже, хватает, на большее и не тянет. Может, задуматься об этом меня заставила встреча с Патрицией.
Не считая ежемесячных поездок в тюрьму, больше всего о подзащитных мне напоминают чудаки, которые горят желанием признаться в совершении этого преступления, — словно дохлые карпы, они периодически всплывают на поверхность. Всякий раз, когда совершается какое-то сенсационное преступление, эти идиоты выскакивают откуда ни возьмись, словно чертики из табакерки, одержимые желанием хоть чуть-чуть побыть в эпицентре всеобщего внимания. Либо они заявляют, что это их рук дело, либо знают, кто убил. И приводят свои доказательства, с которыми нужно разбираться, даже если ты знаешь, что имеешь дело с непроходимыми болванами с психическими отклонениями. Проверка вдоль и поперек отнимает время у тебя и деньги у клиента. Спустя какое-то время, когда дело затягивается так же, как наш процесс, ты прилагаешь уже минимум усилий для того, чтобы удостовериться, что оно высосано из пальца, но все-таки прилагаешь. Если хотя бы в одном из миллиона случаев этого не сделать, окажется, что именно тогда и подвернулось что-то такое, что на самом деле имело место.
Пока к нам поступило семнадцать таких признаний — все они яйца выеденного не стоят. Пройдет несколько месяцев, пока их поток иссякнет, до следующего сенсационного дела.
Самая большая перемена в моей жизни в другом — я еще ни разу ни с кем не трахался с тех пор, как побывал в Сиэтле. Время от времени вроде бы и подворачивается какая-нибудь цыпочка, но все как-то не получается. С момента окончания средней школы я еще ни разу так долго не постился. Я думаю о Мэри-Лу, интересно, как у нее дела, но, за исключением звонка под Новый год, мы с ней не разговаривали. Иной раз я трахаю ее мысленно, снедаемый мечтами, которые могли быть сладкой реальностью.
Если я не на работе, то большей частью оказываюсь наедине с собой. Как-то раз, около месяца назад, решил пообедать в городе и в ресторане заметил Энди. При виде него я буквально застыл, не хотелось, чтобы он меня увидел, эгоизма у меня заметно поубавилось. Эта мысль поразила меня, словно молния, я и понятия не имел, что она может прийти мне в голову. Я ощутил, как весь дрожу, словно в ознобе.
Он сидел спиной ко мне. Повернувшись к спутнику, молодому адвокату из соседней конторы, и придумав неубедительную отговорку, я сказал, что возвращаюсь, поскольку забыл, что должен дождаться какого-то важного звонка.