– Я прошел по следу, – сказал Клык, – Он ведет дальше на север, много блуждает. Примерно в десяти верстах отсюда есть небольшое стойбище, след ведет туда.
– Ты хочешь сказать, что сейчас пробежал десять верст туда и десять обратно? – я сильно удивился, потому что времени миновало не то чтобы много.
– Для оборотня это далеко не предел, – грустно усмехнулся Вольф.
– Что-то еще? – уточнил Стрелок.
– Да. Там не один вервольф. Целая стая. Я не стал лезть наобум, опасно. Но никак не меньше десятка, это точно.
– Почему их раньше не обнаружили?
– Очень хорошо следы путают. А собака по следу оборотня и вовсе никогда не пойдет. Мне-то легче —потрошитель обильно пометил территорию, так что ошибки никакой.
– И что будем делать?
– Завтра нанесем визит вежливости. Или договоримся. Или всех убьем.
Он сказал это так обыденно и спокойно, что меня аж дрожь пробрала. Пришлось опять успокаиваться самогоном. Опьянение приходило какое-то странное, необычное – видимо сказывался адреналин. Все тело стало ватным и непослушным, зато в голове прояснилось.
– Слушай, Клык, – поинтересовался я, – А почему местные кличут их вервольфами, а ты называешь оборотнями?
– Вервольф – это оборотень, обращающийся в волка, все просто.
– А есть и другие?
– Конечно. Медведи, реже встречаются рыси, тигры, пантеры. О других не слышал, но тоже наверняка есть.
– А много вообще оборотней? Я имею ввиду тех, что живут среди людей.
– Нет. Не очень-то. Но больше, чем ты думаешь. Например, в Берлине, на весь большой город, около сотни наберется.
Мы опять пустили самогон по кругу, после чего я продолжил расспросы.
– Среди вас всех есть кто-то главный? Ну, как у людей, например, канцлер?
– Нет! – Клык даже усмехнулся, – Мы либо одиночки, либо сбиваемся в стаи. А у стаи только один вожак, пришлых не примечают.
– И как его выбирают?
– У оборотней главный закон – закон силы. Все просто, вожак стаи – самый сильный. Обычно это и самый старый оборотень.
– Вы совсем не стареете?
– Почему же, время над нами тоже властно. Другое дело, что этот процесс можно сильно замедлить. Нужно всего лишь регулярно… охотиться.
– На людей?
– Не обязательно. Просто убивать и есть сырое мясо. Сам механизм не изучен, как я понимаю, но животные вполне подходят для этой цели.
– И что же, если ты будешь охотиться, то станешь жить вечно?
На этот раз Вольф захохотал.
– Во всяком случае, я еще не слышал ни об одном оборотне, что умер бы от старости! – уверенно заявил он, отсмеявшись.
– А тебе приходилось охотиться на людей? – еще не договорив, я уже пожалел, что спросил, но пьяный язык сделал свое дело.
Вольф молчал так долго, что я уже подумал, будто он забыл про вопрос. Стрелок закинул руки за голову и развалился на голой земле, рассматривая звезды. Я тоже посмотрел наверх.
– Когда-то, очень много лет назад, жили были муж с женой, и родился у них сын, – Клык заговорил тихим низким голосом, – Однажды мальчик встретил в лесу огромного волка, но тот не убил его, а лишь сильно покусал за шею. Целая толпа охотников вышла преследовать зверя, но поймать его так и не смогли. А мальчик выжил. Но, когда пришло полнолуние, он почувствовал сильный голод, от которого раскалывалась голова и сводило конечности. Мальчик был глупым, он ничего не сказал маме, потому что боялся, что его отругают. Мальчик лег спать, а когда проснулся, оказалось, что он весь в крови, а мамы и папы больше нет, есть только два растерзанных тела.
Вольф замолчал, тишина резанула по ушам.
– Мальчик исчез, долгое время он скрывался. Когда наступало полнолуние, убегал в лес и каждый раз приходил в себя возле разорванного трупа какого-нибудь животного. Он все больше дичал и все сильнее сторонился людей. Потом, как-то раз, люди увидели бедолагу, воровавшего еду, и погнались за ним. Началась охота. Одна из многих охот. За мальчиком гонялись, как за диким зверем. Но поймать не смогли.
Вольф хлебнул самогона, посмотрел на почти полную луну и снова приложился к бутылке.
– Мальчик возмужал, стал мужчиной. А вернее сказать, он стал хищником, волком, вервольфом. Он ушел прочь от людей и долгие годы бегал вольным зверем по лесам Диких Земель и Пруссии. Иногда ему хотелось одиночества, порою он прибивался к стае волков. По несколько лет не перекидывался в человека, даже стал забывать людскую речь. Никто не был властен над ним, и никому он не был хозяином. Свободный, как ветер, и никому не нужный.