– Но магистра нельзя забирать! – я оглянулся на горящий город, – И Химика тоже! Тут полторы тысячи больных! Без лекарей они обречены!
– А если в Пруссию через Великую Стену ворвется орда варваров из Диких Земель, то погибнут вообще все!
Я затравленно озирался. Ханс крепко зажмурился, на секунду прикрыв глаза.
– Ладно, Глеб. Ты, похоже, считаешь меня каким-то злодеем, обожающим сжигать города и оставлять людей на верную смерть. Давай так. Я соберу людей, – он попытался встать на ноги, но удалось не с первой попытки, – Да! Я соберу всех у самолета! А ты пока подумай и прими решение, кому из нас нужно лететь, а кто останется здесь. Но учти! Там, у Бастиона, для победы может не хватить самой малости! И тогда все… Решай!
– Но как, Ханс…
– А вот так! Ты хотел побыть главным? Вот тебе шанс! Это и значит быть лидером – умение принимать сложные решения, когда не понятно, какой выбор будет правильным! И не просто принимать решение – еще и нести за него полную ответственность! Думай, Глеб! Хорошенько подумай!
Он встряхнулся, бросил выпивку и нетвердым, все ускоряющимся шагом пошел в сторону лагеря.
Я ерзал на бревне, в висках стучала кровь.
Что происходит? Что творит Ханс? Чего он от меня хочет? Но ведь я сам не согласен с его решением! И Босс дал возможность сделать так, как считаю нужным. Так в чем же проблема? Почему теперь засомневался?
Проблема в том, что тогда и вся ответственность будет на мне! Если вундертим облажается, если погибнут люди, если Бастион падет, то это будет лично моя вина, мое решение, на других не переложить! Внезапно я осознал, какой груз тащит Ханс все это время…
Я глянул на ладони – пальцы дрожали. Поднялся – ноги еле держат. Наклонился за бутылкой, сделал пару глотков. Обожгло горло, скрутило желудок, но тело немного расслабилось, дрожь чуточку утихла. Посмотрел на догорающий город и побежал к воздушному порту.
Вундертим в сборе, ждали только меня. Я глянул на Стрелка – он выглядел помятым, но не больше, чем мы все. А вот Химик совсем плох – бледен, мне показалось, что Григорий еле стоит на ногах.
– Ну что, Глеб, что ты решил? – прямо спросил Ханс.
– Летим! – ответил я, нервно сглотнув, – Магистр Эльдар и Химик останутся здесь и доведут дело до конца. Потом – присоединятся к нам.
– Да будет так… – Босс грустно и задумчиво склонил голову, – Вы слышали! Загружаемся!
– Но Ханс! А как же… – начал было Эльдар, но Босс резко перебил лекаря.
– Все! Как он сказал, так и будет! И не иначе! – в голосе Краузе прорезались стальные нотки.
– Ты знаешь, что это значит…
– Знаю.
С этими словами Босс первым шагнул на трап самолета.
Я ничего не понял из последнего диалога, но уточнять уже было поздно, да и не придал особого значения. Один за другим, все забрались внутрь, подошла моя очередь.
– Удачи, Глеб! – крикнул Химик, а магистр Эльдар махнул рукой.
Я кивнул им, залезая в самолет. Прошел в самый дальний ряд и сел один. Не хотелось ни говорить, ни думать, ни даже спать. Хотелось оказаться где-то совсем в другом месте. Возможно, в Берлине, в уютном кафе. Или в постели с двумя крайне симпатичными близняшками.
Взревели толкачи, самолет рывками пошел на взлет.
Глава №6. Падение Бастиона
Ты – моя крепость,
Я – камень в кирпичной стене…
Бастион, величественная западная твердыня, построенная более трехсот лет назад. Когда меня, школьника, вместе с другими первоклашками, привозили туда на экскурсию, Бастион казался нам неимоверно огромным, вечным, незыблемым. Он словно символ нерушимости и стойкости Прусской Республики, неприступный и неодолимый ни для каких орд варваров с Диких Земель.
Конечно, Великая Стена древнее на несколько столетий, да и, если задуматься, гораздо масштабнее и сложнее, как сооружение. Чего стоят только ее размеры – более двадцати километров между обрывистым скалистым берегом Северного моря и могучими пиками крутого Пиренейского перевала, тянущегося через всю страну. Великая Стена перекрыла собой весь Западный перешеек, остановив, таким образом, набеги варваров и послужив одним из главных факторов становления молодой, тогда еще, Республики.
Но все же именно Бастион считается величайшим достижением инженеров Пруссии. Многие историки вообще называют то время «золотым веком» Республики, когда строились новые города, осваивались территории, создавались лучшие образчики различных искусств. Наверное, Ханс, со своей позицией, что мол все катится в бездну, с ними бы согласился.