И действительно. Американец первое время не требовал разоблачать агентурную сеть в США и в прочих западных странах. Он хотел, чтобы друг Юра по своим возможностям тормозил советскую лунную программу и вообще космические разработки в СССР.
Встречи с визитёрами из-за океана продолжились. Кроме Морриса часто приезжал его брат Джек, тоже американский коммунист и тоже агент американских спецслужб. Иногда по срочной необходимости происходили встречи с корреспондентом газеты американских коммунистов «Дейли Уорлд» Джо Нортом, тоже работающим на разведку США.
Если в Москву наезжал Моррис Чайлдс, то он как к себе домой заходил в здание ЦК на Старой площади, 4, где в основном имел доверительные беседы с Брежневым, либо с Сусловым, и ещё с Пономарёвым. Обязательным итогом встреч являлось получение многомиллионных долларовых субсидий на поддержание деятельности коммунистической партии США, по сути ставшей филиалом американских спецслужб.
Только при встречах с Андроповым Моррис позволял себе там быть самим собой и глумиться над советскими лидерами. Кто бы знал, что новый глава внутренних органов Щёлоков решил установить прослушку тикуновской квартиры, надеясь накрыть деятелей шелепинского клана комсомольцев, конкурирующих за власть с брежневским кланом днепропетровцев.
Снова сильно тряхнуло да так, что все в утробе фургона подскочили на месте. Юрий даже ощутимо ударился своим мягким основанием о жёсткое сиденье. Где они такого шофёра-неумеху откопали? Сплошное разгильдяйство.
Мысли вновь вернулись в прошлое, в тот ужасный день конца мая шестьдесят девятого года, когда Володя Крючков, начальник секретариата, помощник и личный друг с совместной работы в Венгрии, кому, не опасаясь, можно было доверять все свои секреты, принёс вскрытый конверт с надписью: «Передать лично в руки Председателю КГБ тов. Андропову Ю. В.». В конверте находился листок из ученической тетради в линейку, на котором было выведено крупными печатными буквами: «Уважаемый Юрий Владимирович. Вам грозит опасность из-за посещений объекта по улице Большой Садовой, 14. Прошу срочной и личной встречи в фойе Сандуновских бань в 16.00. Разрешается один сопровождающий. В руках нужно держать журнал „Крокодил“. Увижу, подойду. Ваш доброжелатель Y».
— По-моему, какой-то очередной псих потешается, — предположил Крючков и попытался объяснить, — Весна… Обострения у них.
— Что означает эта буква «У»? — спросил Андропов с беспомощным видом.
Внезапно пришло понимание, что вляпался по-крупному. Почему-то возник образ расстрелянного Берии. В глазах потемнело, и всё тело стало трясти. Он откинулся на спинку кресла и рванул воротник рубашки.
— Врача позвать? — взвизгнул Крючков, с ужасом наблюдавший за метаморфозами своего шефа.
— Никаких врачей! — лязгнул зубами о стакан Андропов, проглатывая таблетку.
Вскоре ему действительно стало лучше. Только лихорадка сменилась сильной слабостью.
— Все встречи на сегодня отменить, — распорядился глава Комитета, — Надо ехать в эту чёртову баню.
— Какой нормальный человек станет назначать встречи в бане? — продолжил ворчать Крючков, — Может быть, подготовить опергруппу? Человека три-четыре незаметно разместим там. Захватим психа.
— На твоё усмотрение, Володя. Вызывай машину на пол четвёртого и достань этот долбанный Крокодил. Поедем вместе, — распорядился Андропов.
На всякий случай, Председатель закамуфлировался усами. Всё-таки с его физиономией, не раз попадавшей на страницы газет и экраны телевизоров, мог случиться конфуз.
— Веники покупать не будем. Надеюсь, париться меня он там не заставит, — мрачно пошутил глава КГБ.
В фойе бани возле кассы и перед лестницей, спускающейся вниз полукругом, толпились разнокалиберные мужики с вениками, ожидающие своей очереди отведать банных удовольствий. Стоял гвалт обычного житейского трёпа ни о чём. Крючков зачем-то купил два журнала и тоже держал его в своих руках. Андропову показалось, что некоторые как-то странно на них поглядывают и решил отойти к стойке не работающего по причине наступившего тёплого сезона гардероба, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.
— Столько народа бездельничает в рабочее время, — в сердцах ругнулся он.
— Да, подраспустились людишки, — тут же поддакнул Крючков.
На верхней площадке показался мужчина в белом халате и показал четыре пальца. По лестнице стали подниматься две пары. Одна состояла из представительного пузатого мужика и изящного, смущающегося юнца, державшихся вместе за руки. Вторая пара представляла собой двух манерных молодых людей, идущих чуть ли не обнявшись.