Сейчас генерал рисковал. В той системе координат, которую он принимал как единственно возможную, не было места для суда, неважно — гласного или нет. Решение о жизни и смерти подчиненного принимала особая коллегия, без адвокатов, прокурора и даже без присутствия обвиняемого. Доказательства вины могли быть любыми, в том числе и те, что не примет ни один суд, а приговор мог быть только один — смертная казнь. Какими либо официальными процедурами при приведении приговора в исполнение голову себе никто не морочил. Пьяный водитель на ЗИЛе, толчок в спину под колеса метро или электрички, трагически закончившая операция в больнице. Генерал сам не раз участвовал в таких коллегиях, приговаривал к смерти людей — а теперь он отчетливо осознавал, что за то, что он делает сейчас — если станет об этом известно — к смерти приговорят уже его. Несанкционированный начальством контакт с представителями чужих государств и чужих разведок… И то что государства были социалистическими — ничего не меняло, в понятиях разведслужб дружественных государств и дружественных разведок не было вообще, друг завтра мог стать злейшим врагом.
Нет, ему не было страшно. Как и средневековые самураи, он не боялся смерти. Нет, нельзя было говорить о том, что он боялся бесчестия больше смерти и все такое — любой человек, работающий в разведке, мыслит другими категориями, в его словаре нет понятия «честь». Он боялся, что его знание, то самое, которое заставляло его просыпаться по ночам в холодном поту, которое леденило его душу, о самое которое он собирал по крупицам и не мог доверить ни одному человеку целиком — это знание сгинет вместе с ним.
А потом сгинет и вся страна, которой он служил, и которую он защищал. Ибо страна это, прекрасно защищенная от любого внешнего врага была беззащитна перед внутренними врагами, проникшими на самые верха власти…
Никто не решался начинать. Для всех — и для Рауля Кастро и для Эрика Хонеккера и для генерала Куракина было безумно сложно начать этот разговор, возможно для Хонеккера и Кастро еще тяжелее чем для Куракина. Ведь Союз Советских Социалистических Республик был солнцем во вселенной, где находилось место и для Кубы и для ГДР и для многих других стран, отринувших капитализм и угнетение. Признать те сведения, которые привез с собой Рауль Кастро в тонкой черной папке за истину — значит похоронить, уничтожить, прежде всего, в своей душе миф о непогрешимости советской коммунистической партии и его генерального секретаря. Более того — это значило признать, что генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев, тот самый человек, который столь убедительно вещает с трибуны об обновленном социализме — предатель и враг. Это не просто было страшно — это было непредставимо, такого просто не могло быть.
Но это было. И за осознанием этого должны следовать какие-то действия. Такие, о каких еще год назад, ни один из присутствующих на этой встрече и помыслить не мог.
Хонеккер кивнул — он уже видел те документы, которые привез с собой Рауль Кастро. Ему их показал лично брат Рауля — Фидель Кастро во время их встречи в Гаване. Собственно, и вся встреча то эта была затеяна для того, чтобы показать их советскому генералу.
Генерал Куракин принял папку, открыл и принялся читать подшитые там документы. Читал он быстро, хрустко перелистывая страницу за страницей, и на его лице ничего не отражалось. Хонеккер и Кастро молча смотрели на него…
— Интересно… — генерал закрыл папку, положил ее себе на колени — откуда это?
— Частично материалы ДГБ. Частично — материалы предоставленные Каддафи. У него есть возможности…
Генерал молчал.
— Вы знали? — в лоб спросил Кастро.
— Да — спокойно подтвердил генерал — не все, конечно…
— Так почему вы… — задохнулся от возмущения Кастро.
— Не надо — веско сказал Хонеккер, подняв руку — не надо…
Кастро остановился. Только что он собирался высказать своему советскому собеседнику все, что думает о нем — и тут он понял, что будет неправ. Просто неправ и все. Прежде чем осуждать людей — поставь себя на их место и честно ответь для себя — а как бы действовал ты.
— Товарищ генерал… — обратился к советскому разведчику Хонеккер — мы поделились с вами информацией, причем, весьма важной информацией. Может быть и вы … внесете вклад, так сказать… Вы должны понимать, что от этой информации может зависеть обстановка в мире… в ближайший десятилетия.