Выбрать главу

Он взглянул на Елену.

— Нет, не поеду. Оверченко и сам грамотный. Не хочу ему мешать. Сколько я спал?

— Почти два часа.

— Слушай, езжай-ка ты домой и тоже поспи. Возьми разгонную машину и езжай. Возможно к вечеру снова тебя вызову. Извини, но такие уж деньки настали. Никому покоя не будет, пока мы этот вопрос как-то не уладим. Перед тем, как поедешь, отыщи мне домашний телефон Мирошниченко. Не выбросила ещё?

— Конечно, нет! Что ему передать?

— Передай, что я хотел бы ещё сегодня с ним встретиться.

— Здесь или у него дома?

Он задумался. Встретиться у него дома? А что? Мирошниченко, пожалуй, оценил бы такой жест. И разговор с ним мог выйти куда продуктивнее. Он кивнул:

— Да, у него дома — идея неплохая. Спроси, когда и куда я мог бы подъехать?

Лена вышла, а он встал и прошёл к умывальнику. Через пять минут, уже умытый и причёсанный, он сидел в своём кресле, держал возле уха трубку красного телефона и крутил украшенный серебряным гербом диск номеронабирателя. Ему нужен был Брежнев. Прежде чем что-либо предпринимать, нужно ответить на главный вопрос: что делать с Колокольцевой и с её подопечным? Похоже, что настало время дипломатии!

Глава 17. Разговор с Брежневым

Четверг, 6 апреля

Леонид Ильич был невыспавшимся и сердитым. На его вопрос о Колокольцевой заговорил грубо, чуть ли не матом. Вместо ответа спросил, какие меры он принял, чтобы предотвратить подобные передачи впредь.

— Распорядился расставить по городу пять армейских «глушилок». Это в дополнение к стационарным. Стационарные станции подавления сегодня должны быть оборудованы дополнительными блоками, которые позволят глушить не только радио, но и телевизионные частоты. Таким образом мы надёжно перекроем всю Москву и большую часть области. С сегодняшнего дня и вплоть до отмены там будут дежурить техники. Все телевизионные и радиочастоты в период с 14-00 и до 24-00 будут отслеживаться и, в случае отступления от утверждённой программы, через минуту подавляться.

— Почему через минуту, а не немедленно? И почему не круглосуточно?

— Военные просят шестьдесят секунд, чтобы запеленговать место, откуда будет вестись передача. Мы до сих пор этого не знаем. Знаем только, что это не Останкино и не Шаболовка. Да вы не беспокойтесь, Леонид Ильич, за минуту не успеют они ничего. Так... только поздороваются. Мы тут посовещались и решили, что круглосуточное дежурство инженеров и техников нецелесообразно. Люди знают, что в будние дни с утра и до 14-00 по телевизору смотреть особо нечего, поэтому телевизоры и не включают.

— Ладно, понятно... — перебил он его. — Можешь гарантировать, что всё пойдёт именно так, как ты описал?

— Нет, гарантировать не могу. Эксперты до сих пор не смогли ответить на вопрос, каким образом им удалось прервать энергоснабжение всех объектов в Останкино. Не факт, что в нужный момент он не проделает то же самое с нашими «глушилками» и со станциями пеленгации. Парень или сам хорошо технически подкован, или консультирует его кто-то очень грамотный.

Помолчали. Попробовал как-то вернуть Брежнева к тому с чего начал:

— Леонид Ильич, нужно всё же принимать решение по Колокольцевой. Вы знаете моё мнение: наша попытка принуждения была непродуманной, поспешной и вообще несвоевременной! Сейчас Колокольцева пропала и единственная оставшаяся ниточка, которая к ней ведёт, это сам Кузнецов. Если он тоже исчезнет, и они начнут против нас партизанскую войну, нам придётся очень и очень трудно. Боюсь даже, что нам не устоять. Нет у нас против него оружия...

— Почему нет? — перебил его Леонид Ильич. — Не бессмертный же он.

— В том-то и дело, что с обычной человеческой точки зрения он действительно бессмертен. Мы ведь уже говорили об этом. И Колокольцева предупреждала нас о том, что любые силовые акции против них совершенно бесполезны.

— Говорили. Но я всё равно не понимаю. Если следовать распространённой легенде, то его предшественник был казнён на кресте и прекратил своё биологическое существование. Разве не так?

— Понятия не имею! До знакомства с Кузнецовым и Колокольцевой я вообще полагал, что Иисус Христос и всё с ним связанное суть обычные поповские фантазии.