- Конечно, Дмитрий Андреевич, сделаем. А сейчас, извините, на электричку надо спешить.
- Да, конечно, - энергично закивал Павел. - Надо торопиться. Всего доброго.
- Может, проводить? - участливо осведомился Санин.
- Нет, что вы, не стоит! - в один голос воскликнули молодые люди, покидая веранду.
- Тогда всего доброго, - помахал им рукой на прощание профессор.
Минут двадцать они шли по дорожке к станции молча, погруженные в свои мысли, пытаясь осознать происшедшее. Наконец Павел проговорил:
- Алексей, я не ошибся, ты тоже был там?
- Да, - отозвался, помолчав, Алексей.
- До какого времени ты... там? - срывающимся от волнения голосом спросил Павел.
- До восьмидесятого, - ответил Алексей.
- Расскажи, что там было, - не выдержал Павел.
- А не поссоримся? - помедлив, спросил Алексей.
- Думаю, теперь уже нет, - подумав, произнес Павел.
Переливистый свисток электрички прорезал тишину Карельского леса. Оба юноши вздрогнули от неожиданности и инстинктивно прибавили шаг. Взобравшись на пригорок, они увидели поезд, подходящий к платформе. Алексей моргнул. Это не был николаевский паровоз с вагонами начала прошлого века, это не был двухцветный сине-серый поезд ближнего следования североросских железных дорог, с вагонами первого и второго класса, это была обычная советская электричка зеленого цвета, с эмблемой "РЖД" и красными полосами на кабине машиниста. На высокой платформе сгрудились люди в потертых костюмах, с сумками, наполненными урожаем со своих соток, и букетами цветов, срезанных на дачных клумбах.
- Уф, - почему-то облегченно произнес Алексей, - я уж испугался. Ну что, бежим? А то опоздаем.
- Не, - Павел прислонился к сосне, - давай следующую подождем. - Мне еще в себя прийти надо. Слушай, ты и вправду все то же видел? Наваждение какое-то, сон.
- Про Северороссию? Павел вздрогнул.
- Кронштадт, - произнес он, - Зигмунд, замок гроссмейстера, Петербург при впадении Охты? Наш бой под Лугой, Инга? Мой обмен, война тридцать девятого - сорокового, раздел страны, выборы... - он запнулся, - пятьдесят седьмой?
Алексей молча кивнул.
- Господи, но это же невозможно, - обхватив голову руками, Павел сполз на землю. Алексей сел рядом. Просидев в молчании минут десять, Павел проговорил:
- Это был сон?
- Сомневаюсь, - покачал головой Алексей.
- А что там было потом? - выдавил Павел и вдруг, словно сбросив какой-то тяжелый груз, посмотрел на небо, глубоко вдохнул и проговорил уже совсем другим тоном: - Мне это, вообще-то, для реферата Санину. Уж больно пятерку в семестр хочется. Ты же всегда мне списывать контрольные давал и шпорами делился.
- Ну, слушай, - хмыкнул Алексей. - В пятьдесят седьмом на выборах победил Леонтьев...
- А вообще, не надо, - оборвал его Павел, - я не верю, что все это было. Гипноз какой-то, наваждение на нас двоих, я не знаю. Все это нереально. Наука может объяснить. Может, Санин об этом много думал, создал особое поле, в которое мы попали. Да и Северороссия эта - бред. Не могло быть такого. Обязательно докажу Дмитрию Андреевичу, что его идея абсурдна.
- Возможно, - отвел глаза в сторону Алексей.
* * *
Мягко ступая по плиткам тротуара, Артем прошел по узкой улочке старого города, остановился у витрины магазина компьютеров и хмыкнул. Вряд ли кто-либо из работающих в этом магазине знает, что когда-то здесь была харчевня "У папы Фрица". А вот он, Артем, помнит, как вылетал из нее, спасаясь от ополченцев Цильха, каких-то шестьсот с небольшим лет назад. Впереди еще был поединок с Цильхом, осада Новгорода, бой на Ладоге, все, что теперь кажется идущим мимо людям далекой историей... и видится совсем не так, как это было на самом деле. Почему-то именно сюда он забрел, прощаясь с этим миром. Сегодня он уже обошел весь старый город, собор, Гроссмейстерский замок... Павел с Алексеем так и не узнали, что в семнадцатом и восемнадцатом годах камерой их заключения служил бывший кабинет советника великого князя Северороссии... его бывший кабинет.
Он в последний раз окинул взглядом узкую улочку, чертовски узкую. Настолько узкую, что они вдвоем с рыцарем Вайсбергом перегородили ее от стены до стены, сражаясь с толпой напирающих ополченцев. А там, за углом, у него был поединок с Цильхом. Его первая настоящая победа.
Он осмотрел ряд дорогих машин, припаркованных у тротуара, взглянул на людей, одетых в добротные одежды и беззаботно вышагивающих по мостовой, и сделал шаг в сторону. Через секунду под его ногами зашуршала сочная зеленая трава. Издалека, со стороны теплого моря, доносился рокот прибоя; субтропическое солнце стояло высоко в небе.
Прямо перед ним, держа учебные рапиры в руках, стояли Рункель и Басов. Артем понял, что они снова состязались в искусстве фехтования.
- Значит, решил уйти? - осведомился Рункель.
- Да, поброжу по мирам, - пожал плечами Артем. - Может, решусь - и свой собственный мир создам. То, что я обещал здесь, я выполнил. Не всю же кальпу мне тут торчать.
- Слушайте, ребята, - вмешался в разговор Санин, стоявший неподалеку вместе с Костиным и Колычевым, - объясните мне для начала, кто это там с парнями на даче остался?
- Все элементарно, - улыбнулся Артем. - психонейронная копия, проекция вашего ментального образа в нижнем мире...
- Ай, - махнул рукой Санин, - вечно вы выдумываете.
- Ничего, - проговорил Артем, - скоро сам научишься.
- Зачем ему твои ментальные образы, - расхохотался Костин, - если он мастерски делает барбекю. Кстати, предлагаю на прощание организовать пикник.
- Я не против, - пожал плечами Артем.
- А может, вообще останешься? - предложил Колычев,
- Да нет, ребята, это вам здесь все внове, - ответил Артем, - а я уже освоился. Новое постигать надо.
- Ну, смотри, - пожал плечами Басов. - К нам-то хоть заходить будешь?
- А куда он денется, - скривился Рункель, - с его слабым ударом и никудышной защитой. Ему еще учиться и учиться, а не миры создавать.
- Что?! - Артем вспыхнул. - Никудышная защита! Ну-ка, Игорь, дай мне твою рапиру.
- Вот, это дело, - расхохотался Басов, подавая оружие рукоятью вперед.
- Давай, покажи, чему научился, - хмыкнул Рункель, становясь в позицию. - Из Северороссии ты можешь уйти, но от меня ты не скроешься, пока я не буду удовлетворен твоим уровнем... А я им никогда не буду удовлетворен, потому что нет предела совершенству.