- Я видел, - кивнул Алексей. - Я был в тридцать первом в Москве по делам фирмы. И когда мастер на вашем заводе уверял меня, что живет лучше пролетариата Северороссии, я просто не знал, что сказать. Он получал в десять раз меньше моего разнорабочего, не имел, в отличие от моих рабочих, ни отдельного жилья, ни мотоцикла, но был так убежден, словно не я, а он видел все своими глазами. Я знал, что не выпустите, но предложил приехать в гости. Так он отказался. И так, говорит, осведомлен, что у вас пролетариат угнетают. Но ты хоть разуй глаза. Ты хоть западную прессу с двадцатого года читал? А беллетристику? Много там ненависти к СССР и коммунизму видел? Да о вас там вообще не упоминали, только в разделе курьезов. А вы - крику на весь мир: "Нас задушить хотят!" Да кому вы нужны?
- Что ты все меня низким уровнем жизни попрекаешь? - вскипел Павел. Ты же знаешь, гражданская война.
- И у нас гражданская, и в Финляндии гражданская, и в Польше... Даже в Крыму, где ваша же Гражданская была, лучше вас живут, - мгновенно среагировал Алексей. - Германия уж как разорена была после Первой мировой, и то вас обогнала. У вас всегда причины. Гражданская, Отечественная, нелюбовь заграницы. Чтобы есть хлеб с маслом, надо растить хлеб, а не коноплю, делать масло, а не пушки. Научили бы вас даже все это делать, так вы же сами великие, нас учить собрались. Свою экономику загнали, а теперь еще и нас решили захватить? Пограбить хотели? Ну, ограбили бы. Так чтобы жизнь богатая была, работать надо, а не воровать. Любое богатство конечно. Его воспроизводить надо. Господи, тебе, марксисту, это объяснять надо.
- Производством мы занимаемся и еще займемся, - произнес Павел, - а сейчас нам нужно защититься от капиталистического мира, который, что бы ты ни говорил, хочет нас уничтожить. Если ты этого не видишь, это твоя беда.
- Да я сам член буржуазного правительства, - расхохотался Алексей, - и давай не будем вспоминать, кто на кого напал в ноябре. Я бы предпочел с вами торговать. А то, что жизнь у вас счастливая... От счастья не бегут.
- Красиво ты говоришь, - ухмыльнулся Павел. - Провинциалы мы, богом забытые. Только вот от одного упоминания об СССР у многих сейчас поджилки трясутся. И ты знаешь, что дальше будет больше. Мы станем ведущей мировой державой. Нашел провинциалов.
- Угу, - хмыкнул Алексей, - только давай начистоту. Сын того мастера в восьмидесятом году будет радоваться переезду из коммуналки в отдельную квартиру. Количество личных автомобилей в СССР в восьмидесятых будет тридцать пять на тысячу человек. Для нас это уровень тридцать пятого года. Да что говорить. Гражданин Северороссии путешествует по всему миру и нигде не чувствует себя стесненным. А ваш человек, если и попадет за границу, всегда будет озираться.
- И все-то у тебя к личной наживе, личному удовольствию сводится, покачал головой Павел. - Не понимаешь ты, что такое служить великой идее, за которую жизнь отдать не жалко. Не понимаешь ты, что значит служить государству, которое все для тебя. Вы только о своем брюхе печетесь, а мы жизнь свою за счастье всего человечества кладем.
- Так я сам служу, - парировал Алексей. - Но не было бы вас, не нужна бы моя служба была. Сидел бы я сейчас президентом компании и... был бы счастлив, наверное. У меня хороший дом, хорошая машина. Я проводил бы время с семьей, и вот пришли вы, борцы за счастье. Кстати, если ты о духовном, то у нас каждый может исповедовать ту философию или религию, которую считает правильной, только бы другим не мешал. А вот у вас, чуть отступил от единственно верного учения в текущей трактовке, сразу "секир башка". Я понимаю, вы считаете, что только вы правы. Так и каждая церковь всегда так считала. В итоге инквизиция, костры, религиозные войны. Да я вообще не понимаю слов: "сражаться за счастье". Везде, где сражение, там разор и кровь. Счастье строят, как дом. Так стройте, кто вам мешает? Что вы сюда лезете, в наш дом?
- А мы строим. - Павел наклонился вперед. - Только не можем мы строить его, когда такие, как вы, по земле ходите. Ты - убийца и насильник, с другими такими же захватил здесь власть и назвался народным правительством.
- Нас народ выбрал, - потер лоб Алексей. - У нас и коммунистическая партия действует. Семь-восемь процентов на каждых выборах набирает. А что до убийств и насилия... Да, я воевал в Гражданскую войну. Да, был момент, когда я чуть не стал зверем. На войне, чтобы не озвереть, надо быть человеком огромной силы... Я не выдержал тогда. Но кто начал эту войну? Кто захватил власть силой? Кто начал красный террор?
- Нет уж, на нас своих грехов не скидывай, - взвился Павел. - И не рассказывай, что изменился. Я давно понял, куда ты катишься. Я знаю, что беляк, он беляком и останется...
- Да что у вас за мир такой, черно-белый! - взревел Алексей. - Сначала все, кто не с вами, все белые. Как только с фашистами вы рассорились, все, кто против коммунизма, у вас фашистами стали. Удобно для пропаганды. Но себе-то хоть не ври. Мы бьемся за страну, в которой хотим жить, а вы пришли, чтобы захватить ее и навязать нам свои правила. Что касается убийств и насилия, не надо всё на нас вешать. Война есть война. Я усадьбу помещика Утятова брал в девятнадцатом. Ты знаешь, что с ним сделали красные? А с его дочерьми? Маркиз де Сад отдыхает. Я не знаю, кто мог тогда не отдать приказ о расстреле тех, кто это сделал. Наверное, только Христос. Но я-то обычный человек. Мне тогда двадцать три было. Признаю, расстреливал без суда. Но вы ведь только в чужом глазу пылинку видите. Вы всегда правы, всегда и всё готовы оправдать исторической целесообразностью. Я хоть эту войну предотвратить пытался, а ты был с теми, кто ее начал.
Павел яростно блеснул глазами, но сдержался и проговорил:
- Ты вот говоришь, что я по Женеве хожу и ничего не вижу. А ты в Москве был и ничего не видел. Разве ты не видел, что живущие у нас люди счастливы? Ты не видел того энтузиазма, который царит в нашей стране? Ты не видел, что советский народ поддерживает Сталина во всем? Что коммунисты - подлинные выразители интересов трудящихся? Вот эту жизнь мы и несем другим народам. И освобождаем их от ига таких, как вы. А заодно помогаем им освободиться от лжи о свободе и равенстве, которой вы им запудрили мозги. Не может быть равенства между тобой и твоим рабочим. Не свободен он, пока вынужден к тебе наниматься на работу. Ты говоришь, сам видел мастера, который считает, что живет хорошо. Может, он живет и хуже твоих рабочих, в материальном плане. Но это исключительно потому, что мы вынуждены защищаться от агрессии буржуазных государств. Только не надо рассказывать, что никто на нашу территорию покуситься не хочет. Заметь, даже в этих условиях он счастлив, чувствует себя свободным, а твои рабочие бастуют.