Из приемной донеслись гулкие шаги. Все присутствующие встрепенулись, и их взоры обратились к входной двери. На пороге появился председатель избирательной комиссии барон де Флер. Выйдя в центр кабинета, он открыл тонкую папку, обтянутую замшей, и без всяких вступлений принялся читать:
- Избирательная комиссия уполномочена сообщить следующее. Явка избирателей в британской и американской оккупационных зонах - девяносто пять процентов, в советской оккупационной зоне - сто процентов...
- Позвольте, но почему вы считаете раздельно? - вскрикнул Лоттер.
Смерив его холодным взглядом, де Флер продолжил:
- Результаты выборов в американской и британской зонах оккупации следующие. За Татищева - семьдесят один процент ровно. За Баранова двадцать и девять десятых процента. За Сергеева - пять и одна десятая процента. Против всех - три процента. В советской зоне оккупации за Татищева - одна десятая процента, за Баранова - восемь десятых процента, за Сергеева - девяносто девять процентов ровно, против всех - одна десятая процента.
- Эк подгадали, - вскинул руки Леонтьев.
Не обращая на него внимания, барон продолжил чтение:
- Таким образом, общий итог голосования: за Татищева - сорок один и восемь десятых процента, за Баранова - двенадцать и шесть десятых процента, за Сергеева - сорок три и восемь десятых процента, против всех - один и восемь десятых процента.
- Три тысячи чертей, - вскочил с места Маклай.
- Однако в советской зоне оккупации, - монотонным голосом продолжил де Флер, - отмечены многочисленные нарушения избирательного законодательства. А именно: отказ от допуска представителей комиссии к подсчету голосов, принудительное удаление независимых наблюдателей с избирательных участков, а также многочисленные задокументированные факты угроз и запугивания избирателей, их принудительного привода на участки, включение в избирательные списки военнослужащих оккупационных войск, не являющихся гражданами Северороссии. В связи с этим избирательная комиссия считает невозможным признать результаты выборов на этой территории. Таким образом, выборы признаются состоявшимися при пятидесятисемипроцентной явке избирателей. Набрав семьдесят один процент голосов, избранным на пост президента на следующий срок считается Алексей Татищев.
Общий вздох пронесся среди собравшихся. Закрыв папку и взяв ее под мышку, барон произнес:
- Господа, это заявление готовы подписать все члены избирательной комиссии и наблюдатели, за исключением представителя советской оккупационной администрации и представителя североросской единой народной партии. Его я должен... обязан буду огласить, как председатель избирательной комиссии. Но прежде чем выйти в конференц-зал, я хочу спросить вас... Не как должностное лицо, как человек, - его голос сорвался. - Вы гарантируете, что это не приведет к гражданской или даже третьей мировой войне?
В комнате воцарилось молчание. Наконец Алексей поднялся и произнес:
- Мы сделаем все возможное...
- Правительство США, - прервал его, поднимаясь, американский генерал, гарантирует соблюдение прав и свобод в Северороссии. В случае покушения на них мы готовы ввести в действие всю свою армию и флот для поддержки законно избранного североросского правительства.
- Британия присоединяется к гарантиям, - поднялся Экстли.
- Я рад, господа, - проговорил после непродолжительной паузы де Флер. Поздравляю вас с избранием, господин Татищев.
* * *
Через полтора часа в Новгороде, в резиденции командующего советскими оккупационными войсками в Северороссии, раздался звонок. Адъютант строевым шагом вошел в комнату, где находились: маршал Малиновский, представитель МГБ СССР при штабе оккупационных войск Александр Дудко и генеральный секретарь североросской единой народной партии Павел Сергеев.
- Товарищ Сергеев, вас к телефону товарищ Берия, - доложил адъютант.
С замиранием сердца Павел потянулся к телефону, снял трубку и проговорил:
- Слушаю, товарищ Берия.
- Поздравляю с избранием, господин президент, - донесся из трубки знакомый голос с грузинским акцентом.
- Но вы ведь знаете решение избирательной комиссии... - опешил Павел.
- Своим решением пусть подотрутся, - хохотнул Берия. - Я и не надеялся, что американцы отдадут свою территорию. Но выборы состоялись, большинство голосов за тебя. Через две недели второй тур. Если на него кто-то на западе не явится - их проблема. Результат второго тура признается при тридцатипятипроцентной явке.
- Американцы и англичане не признают меня...
- А и хрен с ними. Мы из-за тебя третью мировую начинать не будем. И американцы не будут. Поэтому о Петербурге пока не мечтай. А в советской зоне ни одна сволочь тебя не признать не посмеет. Твое избрание, кроме СССР, признают Югославия, Китай и Монгольская Народная Республика. Тебе мало?
- Но я не понимаю, как действовать дальше. Мы такого варианта не обсуждали.
- Инструкции получишь к вечеру. Скоро постараюсь сам к тебе приехать. А пока - чтобы в течение часа выступил по радио с заявлением о подготовке второго тура. Это приказ хозяина.
- Слушаюсь, - ответил Павел.
* * *
Жаркое июньское солнце заливало перрон новгородского вокзала. Однако, против обыкновения, он был пуст. Еще три часа назад рота автоматчиков очистила его, перекрыв все входы, а две другие роты оцепили привокзальную площадь и подъездные пути в три кольца. Павел, заложив руки за спину, ходил около выхода из зала ожидания. На нем снова были гражданский костюм, туфли и легкая шляпа.
"Вот бы Дмитрий Андреевич порадовался, - думал он. - Хотя нет, вряд ли. Не любил он политики. Изучал, советовал, но сам всегда уклонялся. А я... Вот ведь судьба-злодейка. Попасть в чужой мир, чтобы стать там главой небольшого социалистического государства и злейшим врагом своего бывшего лучшего друга. А стоило ли? Сколько крови, сколько мучений, чтобы возникла какая-то там восточная Северороссия. Да и вопрос, возникла бы она без меня? Наверняка да. Конечно, я сделал немало, но не больше, чем сделали бы другие на моем месте. Я еще много сделаю, но опять - то же, что сделал бы и любой коммунист. Но будет еще кое-что. То, чего не может сделать никто в этом мире. Ах, Алексей, жаль, не дожить нам до две тысячи второго года, из которого мы попали сюда. Жаль, не увидишь ты, как все это будет. Но и надеюсь, что ты еще подпрыгнешь, как на иголках, в пятьдесят третьем. Подпрыгнешь и поймешь, что песенка ваша спета. Ай, Лёша, как я хочу заглянуть в твои глаза в этот момент".