– Я не пойму, как работают ваши зеркала?
Аарон Моисеевич ответил цитатой:
– «Есть много в мире всякого, Горацио, что непонятно нашим мудрецам».
– Арик, его, между прочим, зовут Леша, а не Гораций, – живо отреагировала Ольга.
Я с трудом удержал улыбку, а Гутмахер на полном серьезе, по-прежнему умильно глядя на девушку, объяснил:
– Я знаю, Олюшка, но это цитата такая, из Шекспира, он известный английский драматург, мы с тобой потом его обязательно вместе почитаем!
– Ты совсем шуток не понимаешь! – обиделась девушка. – Что я, Шекспира, что ли, не знаю!
– Лично знаешь? – заинтересовался я.
– Нет, конечно, как-то интервью с ним по телевизору видела. Мне он понравился, хороший дядечка. Мне вообще нравятся передачи на канале «Культура».
Гутмахер открыл, было, рот, но ничего не сказал и сделал вид, что его очень заинтересовали действия милиции.
– Сейчас начнут, – сообщил он, хотя мы не хуже него видели все маневры наших грозных противников.
Несмотря на все достоинства «системы слежения», в наше поле зрения попадали, вероятно, не все участники атаки, потому что на экране рядом с домом появлялись все новые лица, которых раньше видно не было.
– Сейчас начнут ломать дверь, – сказал я, чтобы не молчать.
– Что вы, зачем ее ломать, я же говорил, что оставил ее открытой.
– А звук включить можно? – спросил я, кивая на экран.
– Конечно, конечно, как это я сам не догадался!
Гутмахер протянул руку и дернул за какой-то рычаг. Тут же «включился звук».
Он оказался совершенно естественным, без механических искажений, но слегка приглушенный, как будто разговаривали в соседней комнате. Причем, слышно было только тех людей, которые привлекали в данный момент наше к себе внимание.
– Это круто! – только и смог признать я.
В это время раздался скрип половицы, и в прихожую «просочился» боец в маске.
– Чисто! – скороговоркой сказал он. Боец был плохо различим в полутемной прихожей. «Кино» было просто-таки в режиме «Реалити-шоу». После него появился другой, видимо, напарник, тот пробежал мимо первого в комнату, водя из стороны в сторону стволом автомата.
– Чисто! – сообщил теперь он.
Дальше смотреть было неинтересно. У Брюса Ли это получалось более художественно и драматично.
Минут десять авангардная группа таким образом бегала по всему дому, перескакивая из комнаты в комнату. Никого не обнаружив, они постепенно собрались в гостиной.
– В доме все чисто! – сообщил кому-то по рации человек в маске, как несложно было предположить, командир группы. – Товарищ генерал, все обыскали, в доме никого нет, – повторил он в рацию, выслушав ценные указания невидимого начальства, после чего не очень почтительно повторил неслышный нам приказ: – Есть, обыскать еще раз.
– Ребята, давайте еще раз и повнимательнее. Генерал говорит, что они должны быть в доме, – приказал он столпившимся в гостиной воинам.
ОМОНовцы без особого рвения вновь парами разошлись по дому. Они были уверены в результатах первой проверки, больше не играли в войну и попусту не усердствовали.
– Может, у них здесь есть подземный ход? – предположил один из бойцов, возвращаясь к вновь собравшейся группе.
– Это уже не наша проблема, – откликнулся командир. – И так из-за этих козлов у меня выходной пропал.
Кого он назвал «козлами», нас или своих начальников, я не понял. А вообще, бойцы вели себя вполне прилично, зря не ругались и не мародерствовали. Просидев с четверть часа без дела, чтобы продемонстрировать начальству свою тщательность и рвение, командир вновь доложил генералу, что в доме никого нет.
– Есть, отбой, – повторил он за начальником и отключил рацию.
– Сейчас сам прибудет, – порадовал он товарищей.
– А не хило живет бандит! – сказал рослый боец, оглядывая интерьер.
– Видать давно в бизнесе.
– Да, поди, отобрал дом у какого-нибудь коммуняки. Сразу видно, беспредельщик.
Гутмахеру такие комментарии не понравились, и он несколько раз смущенно кашлянул, как бы отвлекая нас от ложных измышлений милиционера.
– Какие глупости, никакой я не бандит! – подумав с минуту, неожиданно сказал он.
Однако, до конца профессор оправдаться не успел, приватные разговоры бойцов были прерваны прибытием высокого начальства. В гостиную вошли двое пожилых мордоворотов в штатском, и ОМОНовцы дружно встали.
– Товарищ генерал, – доложил более внушительному из этой упитанной парочки командир отряда, – объект захвачен, пострадавших нет. В доме никого нет.
– Хорошо обыскали? – хмуро поинтересовался генерал. – Наружка докладывает, что отсюда никто не выходил.
– Так точно, все обшарили, может они раньше ушли?
– Не похоже, машина во дворе, следов никаких, а соседи видели хозяина с фигурантом сегодня утром. Ладно, разберемся. Можешь выводить группу.
ОМОНовцы, не дожидаясь особого приглашения, спешно удалились. В комнате остались только двое начальственных господ.
– Ну, и что будем делать? – спросил более массивный, тот, которого мы уже могли идентифицировать как генерала у второго помельче.
– Оставь засаду и наблюдение, – распорядился второй, не такой мордастый, но, судя по тону, более высокий начальник. – Куда они, в конце концов, денутся. Да, распорядись проверить дом, чем черт не шутит, может быть, здесь есть тайники.
– Тухлое это дело, – пожаловался генерал. – Главное – было бы кого ловить! Этот засранец Крылов – типичный лох, не говоря уже про старого жидяру и их блядь. Главное, не пойму, кому они так насолили, что нас всех на уши поставили.
Нам, охарактеризованным так кратко и емко, генеральское суждение о себе не очень понравилось.
– Нет, подумайте, какой хам! – возмутилась Оля.
– К антисемитизму я привык, меня трудно этим удивить, – задумчиво поведал нам Гутмахер, – но оскорбить женщину, да еще такую!
Один я промолчал. То, что я «засранец» и «лох», по мнению милицейского гондона, как и уничижительные замечания в адрес товарищей, меня никак не задели.