Перезарядившиеся арбалетчики продолжали стрельбу, без проблем пробивая почти в упор доспехи немцев. Миновав узкое место ворот, остатки немецких войск прикрылись щитами, отступая по направлению к лесу, откуда выскочила многочисленная конница.
— Прекратить преследование! — мой голос невозможно было услышать в горячке боя. Выходя через ворота в преследовании врага, мы расстраивали свои боевые порядки, а навстречу уже неслась лавина конников.
Изнасиловав свисток, добился прекращения преследования:
— Назад, все внутрь! Арбалетчики, по всадникам — огонь!
Несколько всадников, пораженных арбалетными болтами, заставили конницу изменить направление атаки, уходя на фланги. На минуту время словно остановилось: прикрывшись щитами, замерли остатки немецкой тяжеловооруженной пехоты, смотря на нас сквозь верх своих щитов. Гарцуя на лошадях, слева и справа от пехоты, кружила кавалерия на безопасном расстоянии для выстрела.
Выстрелы пушек прозвучали как оглушительные раскаты грома. Нарм, воспользовавшись передышкой, сумел зарядить пушки и произвести залп. После боя расцелую этого парня: он умудрился выбить часть кавалерии, проигнорировав пехоту. Со стороны леса прозвучал рожок: немцы начали окончательное отступление.
— Макс Са, будем преследовать? — Лицо Шрама было в крови, часть левой щеки была срезана, но новый градоначальник не обращал внимания на кровь.
— Нет, не будем. Они даже сейчас куда сильнее нас, выйдем на открытое пространство — нас размажут по земле. Займись воротами, — велел командиру гарнизона, — громко отдавая команду вернуться за стену.
Пространство между стеной и лесом усеяно трупами; впрочем, не все были мертвы. Местами были видны слабые движения тяжелораненых вражеских воинов. На пятачке ворот внутри крепостного двора концентрация трупов была такой, что пройти можно было только по телам. Кинув взгляд на немецкую пехоту, достигшую опушки леса, поискал глазами Борда.
Командующий вооруженными силами Берлина был ранен: вражеская стрела попала под ключицу, перебив вену. Борда несли двое воинов, на его губах пузырилась кровь. Увидев меня, он попытался освободиться из рук воинов, но не смог.
— Макс Са, мы победили? — в его голосе столько надежды, что я не смог его разочаровать.
— Победили, Борд, победили! Дойчи снимают лагерь, они уходят.
— Надо их разбить, всех… — Борд закашлялся, кровь пошла из его рта.
— Опустите его на землю, — велел воинам.
Оттянув край доспеха, увидел, что плещется кровь. Пульс Борда слабел… Он умер через минуту, не приходя в сознание.
— Шрам, подсчитай наши потери и закрой ворота. Забаррикадируйте их бревнами, камнями, телегами — чем угодно.
— Что делать с немцами на башне? — напомнил Шрам, отдавая поручение воинам.
— Убить! Используй арбалетчиков, забросай их горшками с нефтью, подожги, если по-другому к ним не подобраться. Уничтожь всех! — я закрыл веки Борда. — Прощай, друг, ты был настоящим воином и мужчиной.
Поднявшись с колен, огляделся: погибло немало Русов, глаза натыкались на знакомые цвета одежды и вооружения. Шрам, подозвав к себе лучников и арбалетчиков, обстреливал занятую немцами башню. Другая группа воинов, приставив несколько лестниц с разных сторон, уже лезла наверх. Сопротивление немцы оказали ожесточенное, но недолгое. С башни сбросили тринадцать трупов: стена вновь перешла в наши руки полностью.
Сегодня я в прямом боестолкновении не участвовал, стараясь руководить общей картиной. Тем не менее многие моменты ускользнули от меня. Не видел, как был ранен Борд, не уследил, как пал Селид, находившийся в отборном резерве… Не заметил, как без команды перезаряжался и вовремя стрелял из пушек Нарм. Присев на камень, смотрел, как Русы собирают оружие и несут трупы врагов в сторону озера и болот. Не знаю, как долго сидел, уставившись в одну точку, пока голос Шрама не вывел меня из задумчивости.
— У нас тридцать восемь убитых и двадцать семь раненых.
— Соберите арбалетные болты и стрелы. Стрелы и луки Дойчей тоже надо собрать. Сколько убитых врагов?