— Если ты следил за девкой, тогда почему не остановил Джеральда? — Лилит подозрительно прищурилась, чувствуя подвох. Что-то не стыковалось. Её брат просто так не раскидывался обещаниями. Она сомневалась, что у Севира осталась душа. Скорее всего,
им руководила его новая маниакальная идея, и Алексия была частичкой его безумного плана. — Ты не мог. Верно?
— В самую точку, и это прискорбно. Я не должен был вмешиваться в её жизнь, пока она не приняла вторую сущность. — В глазах брата промелькнуло сожаление, и она поняла, что данный расклад его вовсе не устраивает, что было совсем неудивительно. Невозможно было вспомнить без содрогания момент, когда он узнал, что Лилит стала наполовину вампиром. — Всё должно идти своим чередом. Это всё, что тебе нужно знать. Теперь о главном. Надеюсь, не нужно напоминать о нашей сделке двухгодовой давности. Я обещал оставить тебя в покое с твоим вампиром и успокоить орден в обмен на будущую услугу. Я сдержал слово. Настало время платить по счетам, сестрёнка.
— Насчёт покоя спорно. — Лилит встала с места, посмотрев на брата сверху. — Ты так и не озвучил, но теперь я поняла, что ты хочешь от меня. И сколько времени нужно нянчиться с твоим «цыплёночком»? — Севир довольно хмыкнул в ответ на проницательность и прозорливость сестры.
— Пока не настанет время, — загадочно улыбнулся он.
— Ладно. А теперь верни меня обратно, — нетерпеливо заявила она. В другой момент Лилит потребовала бы конкретики, сейчас же она плохо соображала, переживая за Рафаэля и Романа. Ближе них у неё больше никого не было в жизни. Она боялась представить, что там сейчас творится.
— Желание сестры для меня закон, — с сарказмом сказал Севир, — но перед тем как я тебя отправлю назад, тебе нужно узнать важную вещь. — Он какое-то время выжидал момента, равнодушно наблюдая за сценой, зная, как в данный момент бесит сестру, и, когда почувствовал, что она на грани, спокойно продолжил, всё также не отрываясь от игры актёров: — Орден не должен знать о ней. Я наложил хитрое заклинание. Для остальных Александра обычная обращённая Романом, и пока она тоже должна думать, что обращена в простого оборотня. Никаких историй про особенных охотников, то бишь про нас. В остальном ты поняла, что мне нужно. До скорых встреч, сестрёнка.
Он посмотрел на Лилит и послал воздушный поцелуй сестре. Не успела она отвесить колкость в ответ, как он щёлкнул пальцами. Она мгновенно исчезла, как будто и не было её вовсе.
***
Севир, пребывая в отвратительнейшем настроении, перенёс себя в Грецию. Здесь находилась самая сердцевина ордена. Непосвящённые ошибочно полагали, что центр находился в Риме, и это была необходимая конспирация. Храм Кносса был древнейшим в этом мире, почти разрушенным из-за многочисленных катастроф, и так виделось обычным людям. На самом же деле он процветал и в нём кипела жизнь. Севир обожал этот дворец с его лабиринтами и секретами. Отец лично восстановил его, скрыл магией несколько тысяч назад и объявил всем, что он станет центром ордена. Как же ему не хватало отца! Хотя не факт, что сейчас он бы одобрил методы своего сына в достижении цели, но Севир не мог действовать по-другому. Последние двадцать лет были для него сущим адом. Правосудие скоро свершится. Он почтит память родителей. В сердце его любимой сестры исчезнет ненависть к нему. Севир наконец близок к своей цели.
Прежде чем открыть дверь пыточной, что была смежной с его покоями, Севир прикрыл глаза, и как всегда перед его взором предстало искажённое от боли потери личико семилетней Лилит, не по годам смышлёной, смелой девочки. В её глазах застыли слёзы, и они напомнили взгляд раненой лани. Сердце от образа сестры разрывалось на части даже спустя годы, его собственная боль ничуть не утихла, она только стала терзать сильнее. В голове не переставал звучать звонкий детский голос, готовый сорваться на рыдания, но Лилит тогда не пролила ни одной слезинки.
— Это ты во всём виноват! Всё это ты! Они мертвы по твоей вине! Ты не смог их спасти! Я буду вечно тебя ненавидеть за них!
Севир резко открыл глаза, которые от воспоминаний стали почти чёрными, а лицо исказилось от злости и ненависти к тем, кто разрушил их жизни. Такой образ застывал в глазах его жертв в последние моменты их жизней.