До наступления Сезона оставалось чуть больше четырех месяцев, и, пока было время, следовало испробовать все способы. Попытка отстоять свою точку зрения в поединке с треском провалилась, а истерики и прежде к нужному эффекту не приводили, оставалось договориваться мирно, для начала согласившись на мамины условия… Наверное, с этого, наоборот, стоило начинать. Проклятые эмоции… Но сделанного, увы, не воротишь. Хотя, когда мать Грезу вообще слушала? И вряд ли теперь что-то могло измениться.
На самый крайний случай еще имелся такой метод как голодовка. Довести себя до максимально изможденного состояния было опасным шагом, но, если бы иные способы не подействовали… По крайней мере, истощенную невесту Желанная не смогла бы выгодно пристроить, и грядущий Сезон оказался бы потерян. А там можно было думать дальше…
Греза тихо вздохнула и отошла к окну, по давней привычке взявшись за решетку и упершись в нее лбом. Снаружи шумел под суровым северным ветром холодный сад. Издалека доносились отзвуки командного голоса кого-то из Мартиархов, дрессирующей непослушный молодняк.
Интересно, внезапно подумалось молодой самке, а что решат сестры, когда заметят ее отсутствие? Начнут ли искать? Или решат, что Греза решила просто уйти из гарема? А, что? Мало ли, какие мысли бродят в ее дурной голове? В конце концов, она точно так же с бухты-барахты сбежала от Серого, вообразив, что не может существовать без Сумрака. Что мешало ей столь же резко разлюбить сына Грозы и поставить в жизни какую-то новую цель? Например, вспомнив о неудавшейся мечте стать воительницей…
А, может, они наоборот будут только рады ее исчезновению. Ведь понятно же, что Сумрак любит ее намного больше, а с ними остался лишь по необходимости. Теперь будет повод сказать ему по возвращении: «Видишь, мы тебя ждали, а эта вертихвостка сбежала, решив, что ты ее не достоин». И ведь он, дурень такой, не исключено, что и поверит… Как поверил в то, что заслужил то наказание.
Если поразмыслить, Прорве ее исчезновение было только на руку, как бы там старшая самка ранее не разглагольствовала о важности Грезы для стабильности гарема. Не исключено, что поэтому она и не пошла сама разговаривать с матушкой. Да, если бы сама Глава Совета еще тогда, в самом начале пришла и сказала: «Великая Мать, оставь мой дом в покое и позволь моему самцу доказать, что он достоин твоей дочери» — да, разве ж, Желанная не послушала бы?.. А теперь, как же, очень все удобно: конкурентки нет, самец вернется — ему доходчиво объяснят, что от Грезы были одни проблемы, и слава богам, что она ушла сама, он повздыхает и покорно отступится… Просто блестящий план! Браво! Да Прорва, право слово, по мастерству плетения интриг мамочке-то не уступала…
— Грезы нигде нет, — взволнованно сообщила Солнышко. — Коммуникатор недоступен, никто из соседей ее не видел…
— А след? — схватилась за последнюю возможность Осень. Сама-то она обладала скверным обонянием после Храмовых благовоний, но сестры, вроде, не жаловались…
— Теряется у источников, — вздохнула младшая.
— Да бросьте, и так понятно, где она, — проворчала Прорва.
— Ты… Думаешь?.. — Осень и Солнышко обернулись к ней разом.
— Я просто уверена. С самого начала ведь было видно, как девка колеблется. А тут вся эта история… Разумеется, Мелкая перепугалась. И на меня рассердилась. А к кому малек бежит, когда напуган или обижен? Правильно, к мамочке.
— Так, а, если, мамочка и обидела? — возразила Солнышко.
— А, если мамочка обидела, то полчасика подуется, а потом все равно прибежит мириться…
На другой день, после долгих раздумий, Прорва все-таки решилась нанести визит Желанной. В конце концов, следовало убедиться, что Греза реально вернулась под строгую материнскую опеку, а не сгинула где-нибудь в лесу. Великая Мать встретила Главу Совета, как ни в чем не бывало, с улыбкой, можно сказать, почти радушно. Пригласила в главный зал, участливо расспросила о том, как обстоят дела с отправкой юнцов. Прорва также сделала вид, будто не имеет к собеседнице никаких претензий, обрисовала обстановку несколькими формальными фразами, не переставая натянуто улыбаться в ответ, после чего перешла к главному вопросу.
— Греза? Ах, разумеется, она дома! — всплеснула Желанная руками. — Как приятно, что ты беспокоишься, почтенная! Девочка одумалась, слава богам, и вернулась.
— Могу я повидать ее? — вежливо осведомилась Прорва.
— Даже не знаю, она так устала… Но я спрошу, согласится ли она выйти, — милостиво проговорила Матриарх и удалилась. Через несколько минут она появилась вновь, ведя с собой Грезу, живую и невредимую, но по виду странно отрешенную.
Мелкая поздоровалась, необыкновенно для себя учтиво, почти церемонно, и с полным безразличием в голосе подтвердила, что ее отношения с Кровавым по имени Сумрак были досадной ошибкой, совершенной в сезонном затмении, и теперь она намерена остаться с любимой матушкой, которой очень благодарна за все приложенные старания, дабы всеми силами постараться восстановиться в ранге и найти более подходящую для себя партию.
Прорва выслушала молча, потом поклонилась и незамедлительно покинула дом Великой Матери.
Повалившись на измятое ложе и уткнувшись в подушку, Греза бессильно завыла. Сколько трудов ей стоило сохранять при Прорве самообладание, произнося ей в глаза откровенную ложь — о себе, о матери, о Сумраке… Но иначе было нельзя. Явившаяся за ней Желанная, прежде, чем позволить дочери спуститься в зал, строго напомнила о данном обещании и последствиях, что повлечет за собой малейшее его нарушение. Кроме того, Грезе было запрещено прятать взгляд и велено вести себя как можно более естественно, дабы гостья не заподозрила, что ее удерживают силой. Впрочем, слишком достоверно сыграть переоценку взглядов у молодой самки все равно не вышло, и Прорва явно просекла неладное, но… Не высказала ровным счетом никаких сомнений и ушла, полностью удовлетворенная полученным ответом. Что и требовалось доказать.
Спустя примерно час Греза окончательно выдохлась и начала успокаиваться. Что толку было теперь орать… Только охрипла.
Заставив себя встать, самка ополоснула лицо и гриву, разгоревшиеся от плача, в чане с водой, перестелила постель и собралась прилечь, дабы восстановить силы, как вдруг с улицы раздался какой-то шорох. А в следующий момент Грезу кто-то окликнул.
Самка узнала его не сразу — в этом возрасте мальки росли очень быстро, а Джета она, получается, не видела уже около года. Но по яркому светлому крапу на озадаченной физиономии, неожиданно появившейся в оконном проеме, Греза поняла, что это именно он. Джет был одним из старших отпрысков Сласти — в следующем году ему по возрасту уже полагалось отправиться на орбиту. И, не смотря на то, что встреча происходила в достаточно невеселой обстановке, Грезе было приятно повидать его. Когда-то она была очень к этому мальку привязана…
Джет вылупился слабым и выжил лишь каким-то чудом. Чудом же дожил до двух лет благодаря опеке матери и особо ответственных теток. Потом самки устали с ним нянчиться и перевели в общую группу, где остальные мальки тут же взялись притеснять бедолагу. Ему не давали нормально питаться, постоянно выгоняли со спального места, грызли и били. В таких условиях Джет уже вряд ли протянул бы дольше пары месяцев, но удача вновь улыбнулась ему, ниспослав заботливую сводную сестру. Во время одного из дежурств Греза приметила затюканного малька и под свою ответственность забрала его из вольера. Остальные самки дружно фыркнули в ее адрес и продолжили заниматься своими делами, предоставив Грезе, которой, очевидно, заняться больше было нечем, возиться с заморышем сколько влезет. В итоге, следующие лет пять малек протаскался, держать за юбку сестры и не отходя от нее ни на шаг. Первое время Грезе даже приходилось самой его докармливать и брать с собой в постель. Но постепенно Джет окреп и начал ненадолго отлучаться от своей няньки, а позже смог вернуться в свою возрастную группу. Давать братьям отпор он так толком и не научился, зато наловчился избегать конфликтов и уклоняться от ударов. Потом Джет перешел в старшее звено, и стал появляться совсем редко, пропадая на тренировках и охотах.