— Может быть, мы все-таки передаем, — тихо сказала Фрэн.
Какое-то время они сидели молча. Солнце выглянуло из-за туч, словно затем, чтобы сказать короткое «прощай», прежде чем скрыться за горизонтом. Фрэн понимала, почему древние люди поклонялись ему. Чем больше гигантская тишина почти пустынной страны давила на нее день за днем, отпечатываясь всем своим весом в ее мозгу, тем сильнее солнце — кстати, и луна в этом смысле тоже — начинало казаться необходимым и значительным. Эти яркие небесные светила стали восприниматься как что-то очень личное. Они смотрели на тебя, как когда-то.
— Так или иначе, я отказался от таблеток, — сказал Стю. — Прошлой ночью мне опять приснился черный человек. Это было хуже, чем прежде. Он расположился где-то в пустыне. По-моему, в Лас-Вегасе. И, Фрэнни… Я думаю, он распинает людей. Тех, кто мешает ему.
— Он… что делает?
— Так мне снилось. Ряды крестов вдоль шоссе 15, сделанных из балок от сараев и телеграфных столбов. На них висят люди.
— Это просто… сон, — с трудом выговорила она.
— Может быть. — Он курил и смотрел на запад, туда, где плыли красноватые облака. — Но в предыдущие две ночи, как раз перед тем, как мы встретили этих маньяков, захвативших женщин, мне снилась она — та старуха, что зовет себя Матушкой Абагейл. Она сидела в кабине старого грузовика, стоявшего на обочине шоссе 76. Я стоял на земле, опираясь одной рукой на стекло грузовика, и разговаривал с ней так же просто и естественно, как сейчас с тобой. И она сказала: «Ты должен поторопить их, Стюарт; если уж такая старуха, как я, смогла это сделать, то уж здоровенный красавец из Техаса вроде тебя просто обязан.» — Стю засмеялся, бросил сигару на землю и затоптал каблуком. Совершенно непроизвольно, словно не отдавая себе отчета в том, что делает, он обнял Фрэнни за плечи.
— Они едут в Колорадо, — сказала она.
— Ну да, я думаю, туда.
— А… Дайне или Сюзан она тоже снилась?
— Обеим. А прошлой ночью Сюзан приснились кресты. Точно как мне.
— С этой старухой теперь уже много людей.
— Человек двадцать или больше, — согласно кивнул Стю. — Знаете, мы ведь проезжаем мимо людей почти каждый день. Только они прячутся и ждут, пока мы проедем. Они боятся нас, но она… По-моему, они придут к ней. В свое время.
— Или к тому — другому, — сказала Фрэнни.
— Да, или к нему, — кивнул Стю. — Фрэн, почему вы перестали принимать веронал?
Она легонько вздохнула и подумала: сказать или не сказать ему. Она чувствовала, что должна, и хотела сказать, но боялась того, как он отреагирует на это.
— Как можно предугадать, что выкинут женщины, — в конце концов сказала она.
— Нельзя, — согласился он. — Но, может быть, можно выяснить, что они думают.
— Что… — начала было она, но он закрыл ей рот поцелуем.
Они лежали в траве в уже сгустившихся сумерках. Пока они занимались любовью, кричаще-красный отсвет облаков уже сменился более приглушенным, пурпурным оттенком, и теперь Фрэнни были видны звезды, светящие сквозь остатки туч. Завтра будет хорошая погода для путешествия. Если повезет, они сумеют одолеть большую часть пути через Индиану.
Стю лениво прихлопнул комара у себя на груди. Его рубашка висела на соседнем кусте. Рубашка Фрэн осталась на ней, но была расстегнута. Она взглянула на свою вырисовывающуюся под тканью грудь и подумала: «Я толстею, пока еще чуть-чуть, но уже заметно… по крайней мере мне».
— Я хотел тебя уже давно, — сказал Стю, не поворачивая к ней головы. — Думаю, ты это знаешь.
— Я хотела избежать неприятностей с Гарольдом, — сказала она. — И потом, есть еще одна вещь, которая…
— Еще неизвестно, что получится из Гарольда, — заметил Стю, — но где-то внутри у него есть задатки неплохого парня, если только он не будет распускаться. Он тебе нравится, правда?
— Это не совсем верное слово. В английском языке вообще нет точного слова, которым я могла бы выразить свое отношение к Гарольду.