Потом ему стали попадаться по дороге другие вывески; их неоновые лампы потухли в середине лета впервые за многие годы. «Фламинго». «Источник». «Дюны». «Сахара». «Хрустальные башмачки». «Империал». Но где же люди? И где вода?
Плохо отдавая себе отчет в том, что делает, и предоставив ногам самим выбирать себе дорогу, Мусорщик сошел с шоссе. Голова его свесилась вниз, подбородок уперся в грудь. Он дремал на ходу. И когда его нога зацепились за бордюр тротуара, когда он упал плашмя и расквасил нос о мостовую, когда он поднял взгляд и увидел, что было впереди, он с трудом сумел поверить своим глазам. Он не обращал внимания на кровь, текущую из носа и заливавшую его изорванную голубую рубаху. Он словно все еще дремал и видел это во сне.
Высокое белое здание уходило в пустынное небо — монолит в пустыне, игла, памятник, каждая крошечная частичка которого излучала волшебство, как Сфинкс или Великая Пирамида. В окнах восточной его стороны как знамение отражалось пламя восходящего солнца. Перед этим белоснежным пустынным сооружением, почти у самого входа, стояли две огромные золоченые пирамиды. Над козырьком у входа красовался внушительный золотой медальон с вырезанной на нем оскаленной мордой льва.
Над ним — тоже бронзовая — сверкала надпись, простая, но могущественная: MGM GRAND HOTEL.
Но приковало его взгляд то, что находилось на поросшем травой квадратном газоне между парковочной стоянкой и подъездной дорожкой. Мусорщик уставился на это, и его охватила столь яростная дрожь оргазма, что на мгновение он смог лишь приподняться на своих окровавленных руках, между которыми мотался развязавшийся конец бинта, и вытаращить на фонтан свои потускневшие, к этому времени полуослепшие от яркого света голубые глаза. Из его горла вырвался слабенький стон.
Фонтан работал. Это была величественная конструкция из камня и слоновой кости, обрамленная и украшенная золотом. Цветные огни подсветки играли в струях, делая воду то пурпурной, то желто-оранжевой, то красной, то зеленой. Непрекращающийся гул, с которым струи падали обратно в чашу фонтана, был очень громким.
— Цибола, — пробормотал он и с трудом поднялся на ноги. Из носа у него по-прежнему текла кровь.
Он заковылял к фонтану. С медленного шага он перешел на быстрый, потом на бег, скорость которого нарастала с каждой секундой. Его ободранные колени поднимались, как рычаги, почти до самой шеи. Одно слово складывалось и вылетало из его рта, длинное, как бумажная лента, вздымающаяся в небо, из окон высоко наверху стали высовываться люди (а кто их видел? быть может, Бог или дьявол, но уж точно не Мусорщик). Слово звучало все пронзительнее, поднималось все выше и выше, росло, пока он бежал к фонтану, и слово это было:
— ЦИИИИИБОЛАААААААААААА!
Звук последнего «а-аа» все звенел и звенел — крик всех наслаждений, которые знали люди, когда-либо жившие на земле, — и закончился лишь тогда, когда Мусорщик ударился грудью о высокий бордюр фонтана, рванулся вверх и рухнул в невероятно прохладную благословенную ванну. Он почувствовал, как все поры его тела раскрываются, будто миллионы ртов, и вбирают в себя воду словно губка. Он закричал, опустил голову, вдохнул носом воду и выдохнул ее обратно с кашлем, кровью и соплями, украсив бордюр фонтана могучим плевком. Потом снова опустил голову и стал пить, как корова.
— Цибола! Цибола! — восторженно выкрикивал Мусорщик. — Жизнь отдам за тебя!
Он барахтался по-собачьи в фонтане, снова пил, а потом перелез через бордюр и неуклюже рухнул на траву с глухим стуком. Дело того стоило — оно стоило чего угодно. Его желудок вдруг свело судорогой, и он неожиданно блеванул с громким рыком. Но даже блевать было прекрасно.
Он поднялся на ноги и, держась за горловину фонтана искалеченной рукой-клешней, снова стал пить. На этот раз его желудок с благодарностью принял воду.
Булькая, как наполненный курдюк, он заковылял к алебастровым ступенькам, ведущим к дверям этого сказочного места, ступенькам, лежащим между двумя золотыми пирамидами. На полпути судороги в желудке снова согнули его пополам. Когда они прошли, он весело устремился вперед. Двери были вращающимися, и ему потребовался весь остаток его сил, чтобы сдвинуть с места одну из створок. Он протиснулся в холл, покрытый ворсистым ковром и показавшийся ему длиной в несколько миль. Ковер цвета клюквы был толстым и мягким. Здесь находилась регистрационная стойка, почтовый отдел, стопка портье и окошки кассиров. И ни одной живой души. Справа от него, за узорчатой решеткой, было казино. Мусорщик с благоговейным страхом уставился туда, на ряды игральных автоматов, выстроившихся как солдаты на параде, за ними виднелись рулетка и столики для игры в кости; мраморные загородки обрамляли столы для баккара.