В зале трудились люди. Рика провели вдоль длинных столов — к двери во внутреннее помещение. Он не задавал вопросов, потому что знал: наши чувства могут рассказать гораздо больше, чем пояснения посторонних. По одной простой причине — наши чувства хотя бы не лгут.
Рик очутился в комнате. Его усадили на стул. Офицер, грозно хмурясь, отцепил наручник и прицепил его к стулу, а сам вышел. Двое мужчин подкатили к Рику какой-то прибор, громоздкую конструкцию на кронштейне и принялись старательно подсоединять электроды к голове.
— Пожалуйста, не дергайтесь, — попросил один.
Рик закрыл глаза и постарался дышать глубже.
— Пульс стабильный, — услышал он голос. — Все жизненные показатели в норме.
— Введете вакцину? — спросил Рик, не открывая глаз.
Розовый полумрак закрытых век оказался приятно уютным.
— Нет, — ответили ему. — Сидите спокойно.
— Что вы хотите сделать?
Вопрос растворился в молчании. Поверх электродов что-то надели на голову. Кожу под волосами защекотали микроскопические разряды. Рик пошевелил пальцами и обнаружил, что больше не чувствует ни рук, ни ног. Ничего ниже шеи.
— Что происходит?
— Успокойтесь. Мы блокировали нервы для вашей же безопасности.
— Зачем?
Шорохи, шаги, щелчок открываемой двери. Электрическая тишина. Рик сглотнул. Где-то в пустоте под головой гулко билось сердце, и там же, в пустоте, циркулировал воздух. Потом возникло острое чувство чьего-то присутствия. На него смотрят, внимательно разглядывают, он знал это.
— Кто здесь?
— Я.
Этот голос! Он принадлежит знакомому человеку.
— Кто ты?
— Извини за темноту, — в комнате раздались шаги. Мягкие, легкие. Раз, два, три. Скрип кресла. — Таковы правила.
Да, тот самый голос. С легкой картавостью.
— Майя?
Шуршание одежды. Вздох.
— Я убеждала их, что не следует этого делать. Но они не послушали.
— Не делать чего? — в голове у Рика роились десятки вопросов, которые он так тщательно готовил для их новой встречи, но ни один из них не казался сейчас важным. В висках молоточками застучала кровь.
— Успокойся, иначе они прибегут и всадят тебе транквилизатор. Все твои данные уходят на пульт наблюдения, а наш разговор записывается. Ты должен знать об этом, Рик. Для твоего же блага.
— Ладно, — он честно постарался унять дрожь.
Прошло несколько томительно долгих минут, прежде чем он облизнул губы и смог сказать:
— Ты ведь еще здесь?
— Ну разумеется. Твое чутье коридорного охотника не подводит тебя.
— Хорошо, — Рик собрался с мыслями. — Итак, Наднебесная и Термополис объединились.
Секундная заминка. Кажется, Майя изменила положение тела в кресле.
— Ты прав. Правительство Парижа установило с Империей контакт задолго до того, как наш многоуважаемый Председатель занял кресло, пять поколений назад. О существовании Наднебесной знали немногие. Это знание решено было держать в секрете из тех же соображений, из каких Правительство держало одичавшие народы в изоляции секторов. Считалось, что обитатели цитадели еще не готовы к интеграции башен.
Рик пытался понять, что же изменилось в некогда приятном голосе Майи. Он сохранил свой тембр, нотки и интонации, но будто поблек и огрубел. Словно салфетку превратили в толстую оберточную бумагу.
— Существовали грандиозные проекты по колонизации мира. Основная проблема заключалась в том, что Наднебесная парила на орбите, а Термополис находился на поверхности. И никто не знал, почему это произошло. Но все проекты рухнули в одночасье, когда наша башня взлетела. По твоей вине.
У Рика по спине пробежал холодок. Майя продолжала:
— Проблемы, связанные с перестройкой Термополиса для полета в космосе, заставили нас прервать все внешние контакты. К тому же среди населения прокатилась новая волна этой отвратительной, жуткой эпидемии безумия, — ее голос дрогнул. — Да… Последние месяцы выдались самыми тяжелыми. Все разваливалось на части. Казалось, крах неизбежен, и башня утонет в анархии. Правительство заседало круглые сутки. Мы ни на минуту не могли расслабиться — каждый сектор следовало контролировать, каждого человека отслеживать. Любой мог превратиться в зверя, но самое страшное, мы не знали, почему и как это происходит. Меня как ученого пугает сам факт неопределенности, невозможности диагностировать и лечить эту болезнь. Мы поместили первых больных в карантин и наблюдали за ними, фиксируя любые изменения в течении болезни. Мы подняли и перерыли все архивы, но не нашли там ничего дельного, кроме жутких хроник и свидетельств. Лишь убедились, что эпидемия протекает в точности, как и много лет назад. К тому же бунт нижних секторов так и не удалось подавить…