Тысяча смертоносных клинков, летевших со сверхзвуковой скоростью, остановились, словно врезались в невидимую стену. Они застыли в воздухе, подрагивая от сдержанной инерции, сверкая в неоновом свете города. Идеальная, смертоносная инсталляция.
Сокол ошеломленно смотрел на это. Его связь с клинками, его безупречный контроль… он был разорван. Словно кто-то просто выдернул вилку из розетки.
— Контроль над материей? Мило, — лениво протянул Ярослав, медленно поднимая руку. — Ты научился двигать мусор. А я могу переписать его структуру. Почувствуй разницу, птичка.
Он легко коснулся ближайшего осколка. И тот начал меняться. Он перестал быть куском металла. Он потек, изгибаясь, словно жидкая ртуть. За ним начали меняться и остальные. Тысяча клинков, созданных волей Сокола, теперь подчинялись новому хозяину.
Они не полетели обратно. Это было бы слишком просто. Слишком предсказуемо.
Под управлением Ярослава они начали сплетаться друг с другом, образуя нечто новое. Металл сливался со стеклом, арматура изгибалась, формируя кости. Это было жуткое, завораживающее зрелище.
За несколько секунд на месте смертельного вихря в воздухе парила гигантская, изящная скульптура. Скульптура сокола. Идеально выполненная, каждая деталь, каждое перышко было выточено из тех самых обломков, что должны были разорвать Ярослава на части.
Только вот одно крыло у этого металлического сокола было неестественно, уродливо сломано.
Ярослав легким щелчком пальцев отправил скульптуру в полет. Она пронеслась мимо ошеломленного аристократа и с оглушительным грохотом врезалась в крышу здания. И разлетелась на тысячи бесполезных осколков.
Сокол молчал, его мозг отказывался принять реальность. Его лучшее оружие, его гордость, его искусство, Дар — все это было обращено в прах, превращено в насмешку.
Ярослав подлетел к нему вплотную, заглядывая в прорези его золотой маски.
— Ты научился превосходно бросать камни, птичка, — его голос был тихим, почти отеческим, и от этого еще более унизительным. — А я строю из них соборы. Или могилы. Зависит от настроения.
Унижение, холодное и абсолютное, ударило по Соколу сильнее любого физического удара. Его гордость, его статус, его самоощущение как высшего хищника — все это было растоптано и превращено в насмешку. Ярость, чистая и первобытная, вытеснила шок. Он не мог этого стерпеть.
— Ты… заплатишь… — прошипел он, и его тело вспыхнуло с новой, отчаянной силой. Золотой покров, его Дар, его суть, сгустился вокруг его кулака, превращаясь в сияющий, вибрирующий таран. Это был его последний, самый мощный удар, в который он вложил все, что у него было.
Ярослав не стал уворачиваться. Он даже не поднял руку для блока. Он просто шагнул навстречу, прямо в эпицентр атаки.
В тот миг, когда сияющий кулак Сокола коснулся его груди, не произошло ничего. А затем раздался звук. Не глухой удар, а протяжный, хрустальный звон, будто разбилась гигантская люстра из венецианского стекла.
Золотой покров Сокола, его несокрушимая броня S-класса, рассыпался на тысячи мерцающих осколков. Он не был пробит — он был аннигилирован, его структура просто перестала существовать.
А в следующую секунду рука Ярослава, облаченная в иссиня-черную броню, без всякого усилия вошла в грудь Сокола. Прошла сквозь плоть и кости так, словно их и не было. Она прошла тело насквозь, и кончики его пальцев показались из спины аристократа.
Сокол замер. Он опустил голову и с немым, животным ужасом уставился на черную руку, торчащую из его груди. Он не чувствовал боли. Он чувствовал… пустоту. Нарушение всех мыслимых законов бытия.
Ярослав медленно, почти лениво, вытащил руку обратно. На ней не было ни капли крови. Он со скучающим видом посмотрел на свои пальцы, словно стряхивая с них невидимую пыль. Сокол покачнулся, его глаза под маской были широко раскрыты от шока. Он захрипел, пытаясь что-то сказать, но из его рта вырвался лишь тихий, булькающий вздох.
Ярослав наклонился к его уху, и его голос был тихим, почти интимным шепотом.
— Красивая скорлупа. Но внутри, как видишь, пустота.
Он потерял к нему всякий интерес. Даже не взглянул на то, как тело поверженного стратега начинает безвольно падать. Он повернулся к последней фигуре на этой шахматной доске. К Серебряной Лисе.
Она осталась одна. Золотой Сокол безвольно падал в пропасть между небоскребами, а Волк корчился на крыше, пытаясь прижать к себе обрубок руки.
Но Лиса не дрогнула. Она видела, что произошло. И поняла. Грубая сила, как и изощренная стратегия, против этого существа были бесполезны. Он играл в другую игру. И единственный способ выжить — это попытаться стать в этой игре не врагом, а партнером.