-В данный момент у меня слишком плохое настроение, чтобы просто тебя особо зверски прикончить, если ты понимаешь, о чем я. Поэтому убейся сразу!
Сука, стрем-то какой…
-Сенобиты бессмертны, нас нельзя убить… - прощебетал соблазнительный голосок в обрамлении настолько кошмарной рожи, что мне пришлось ее незамедлительно зацензурить.
БАБАХ!!!
-Так я и думал… - огорченно вздохнул я. Будь ты хоть трижды бессмертен, но с оторванной башкой подобные заявления становятся крайне неправдоподобными.
-Ах, еще… Застрели меня еще! – возбужденно прощебетали позади. Я чуть не обосрался, но рефлексы сработали быстрее мозга.
БАБАХ!!!
-Так-так. Это что-то новенькое!
-О да, да-а-а, да-а-а! Какую большую дырочку ты во мне сотворил... Теперь что туда не вставь, все равно…
БАБАХ!!!
-…о-о-о, как же прекрасно…
Вот же срань! Нет, конечно, некоторые демоны, которых я разрывал на куски, перед смертью успевали что-нибудь сморозить. Это вовсе не новость: даже если тебя располовинит, то какое-то время ты все равно будешь жить, пока не истечешь кровью или не сдохнешь от болевого шока. Но я впервые сталкивался с проблемой, когда практически полностью отстрелянная голова не гарантировала 100% смерть. Дабы убедиться в собственной НЕебанутости, я хорошенько прошил тварь из ШВР вдоль и поперек, после чего размазал больничным тапочком то немногое, что осталось от нереально уродливой физиономии. И только я оторвался от этого увлекательного занятия, как передо мной возникло абсолютно невредимое существо, которое я только что замочил.
-Сделай мне больно снова, я хочу еще…
БАБАХ!!!
Дерьмо…
-Еще больше больших сочных дырок, умоляю, еще больше…
Щелк! Я с недоумением уставился на Супердробовик, а потом глянул на счетчик патронов. Пришлось переключиться на ШВР, но...
-А, таки-наша горячая коллега нашла новый член будущего члена общества потерянных членов. У… - короткая очередь срезала часть башки вылезшей из пролома в стене твари… Человека? Монстра... Демона? Да хуй его знает! Для уверенности я дал вторую очередь, которая уверенности совсем не прибавила, и побежал налево. Нахрен террористов: у нас тут нарисовались неубиваемые формы жизни. А это неправильно. Совсем неправильно!
За поворотом меня поджидал крайне неприятный тип в черном латексе и вставленным в голову пневматическим пробойником. Пробойник щелкал при каждом его слове.
-Куда же ты? Оставайся, здесь по-началу все одиноки, но потом всем становится хорошо. И тебе тоже станет хор…
Короткая очередь на три выстрела заткнула урода, коридор снова завернул налево.
-Свежая плоть, свежая плоть! ОДИНОКАЯ ПЛОТЬ.
Одной очереди не хватило. Пришлось повозиться дольше, урод был слишком здоровым, чтобы его просто обойти. Ростом с барона ада, но шире раз в пять. Стеганые колючей проволкой центнеры жира, неизменно обтянутые латексом казались неприступной крепостью, вместо рук – ржавые тесаки. Пришлось переключить пушку и проложить дорогу прямо сквозь ублюдка. Но на большее боезапаса пулемета не хватило. Дело дрянь, мне-то и в Аду не всегда патронов хватало, хотя они там были повсюду… Я сдвинул обвисшие потроха и побежал вперед. Если здесь есть патроны, то я обязан их найти.
А патронов все не было. Зато количество попадающихся на пути изуродованных до неузнаваемости субъектов росло в геометрической прогрессии. В какой-то момент уродов стало слишком много. Мне пришлось достать из кармана последний козырь – Череп Кровавого Рока. Но расколоть его мне не дали.
-Довольно! Оставим прелюдии для людей. – раздался лишенный абсолютно всех эмоций голос. Латексовые уроды смолкли, расступились и замерли рядами жутковатых кожаных статуй. По коридору в окружении свиты шел главный урод. Всю его бледную безволосую голову покрывали продольные и поперечные разрезы, в пересечении которых были вбиты длинные булавки. На нем был длинный кожаный плащ, который совершенно не скрывал притороченного на месте пупка мясного крюка, как и не скрывал симметричного коллажа из кусочков плоти на груди, прикрепленных крючками к одеянию, как и не скрывал ран, образовавшихся на местах вырезанной плоти. Но даже не это выделяло его среди остальных, некоторые из которых были обезображены до такой степени, что окончательно потеряли связь не сколько с человеком, а сколько вообще хоть с чем-нибудь гуманоидным.
Дело было в том, что на него больно было смотреть. Давно затянувшиеся раны начинали нестерпимо зудеть, суставы ныли, а зарубцевавшиеся шрамы кровоточили. А что до тех, кто с ним шел...