Когда в их речушке попалась краснорыбица аж в руку длиной — это было целое событие, которым хвастались даже в Искоростене. Типа, не только у вас, и у нас тоже. Ну а мелюзга до локтя длиной попадалась ежегодно, хоть и нечасто. И другая рыба в речушке у них была мельче здешней, намного мельче, но зато её было полно. Урожай зерна только в сезон, орехи, да ягоды с грибами тоже только в сезон, лесная дичь в сезон, и только рыба в реке доступна всё время, пока река не скована зимним льдом. Да и то, удить её, а иногда даже острожить можно и через прорубь, просто много её так не добудешь. Со старшими в роду не спорят, и если сказано, что хлеб всему голова, то так оно и есть, но на самом деле древлянская весь больше с реки кормится, чем с пашни. Даже если это и такая небольшая переплюйка, как у них. Тем более, что и не весь год она переплюйка, а только в межень. В половодье — очень даже приличная река. Как раз в половодье, старики говорили, попалась та краснорыбица в руку длиной, которой потом хвастались. Стемид тогда совсем ещё был сопляком, так что толком и не помнил. В межень-то и мелкая редко когда попадётся, и это тогда тоже целое событие. И таких он помнил аж целых четыре, и два из них — в один год.
Так что везёт в этом плане запорожцам, очень везёт. Вот что значит сила! И от русов-киян отбились, пускай даже и от малой части дружины хёльга Эрибулла, но всё-же отбились. Дадут боги, и от русов-артанов отобьются, если те ещё рискнут напасть, да и от печенегов, если и они не одумаются. Жаль, что они не аланы, к тем попасть было бы ещё лучше, но хвала богам и за этих. И силу имеют, как у аланов, и диковинки всякие похожие по молве, и с людьми обращаются хорошо. А что трудно им пока, так первое время всегда и всем трудно. Дадут боги — обживутся сами, а вместе с ними — и они. А вокруг — и земли плодородные, если верить старикам, и Днепр этот нижний — благодать, а не река. И на юге вон уличи не просто же так в Буг свой вцепились, хоть и нет им там спокойного житья ни от Киевщины, ни от печенегов. Благодатная земля, жалко оставить. Ну так и здешняя тоже такая же, и очень хочется удержаться на ней. Если сумеют это запорожцы, то недолго им тогда и в малом числе оставаться. Потянутся к ним люди, отовсюду потянутся, как только уверятся в безопасности жизни под защитой запорожцев. А они — уже, они — самые первые из всех, и надо только это первое трудное время пережить, да запорожцев поддержать.
Ведь земля на родной Древлянщине — тощая, лесная. Мало того, там ещё и лес этот вырубить надо, да пни выкорчевать. Нет, можно, конечно, и прямо между деревьями ячмень посеять, и он взойдёт. Но какой он даст урожай, и какой с того ячменя хлеб? Ну а полбу так вырастить — нечего и думать. И поэтому удобрить надо землю золой и вспахать, а для этого и подсечь лес, и высушить, и сжечь дотла, и пни повыкорчевать, сделав ровное поле. И получишь с него отменный урожай в первый год, хороший во второй и терпимый на третий, в который надо уже и новый пал готовить, если не хочешь остаться без хлеба. И за поколение весь лес вокруг веси так сведёшь, что проще уже всей весью переселиться на новое место, чем ходить на дальние поля. Оттого и ютятся все древляне в тесных курных полуземлянках, что нет смысла отстраиваться хорошо. Всё равно ведь потом переселяться и строиться на новом месте, и здесь твои дети, а тем более внуки жить уж точно не будут. Ну и ради кого тогда обустраиваться? Да и дань ведь хёльгу с веси от видимого достатка зависит. Увидят, что живёшь хорошо — больше платить заставят. Собраться, да подальше тогда переселиться? Это только кажется. Когда-то так оно и бывало, но теперь — куда ты с родовой земли уйдёшь? Там другие роды, для которых ты чужак, и на своей земле они и в своём праве. И разорят тебя, и самого похолопят, да тобой же и расплатятся с хёльгом при уплате дани. А совсем в глушь — найди ещё эту глушь, когда люди размножились. А если и найдёшь, то проживи ещё в ней без соли, да без железа. А главное — без реки.