Второй месяц отношений с Мэри – месяц ломки самого себя. Он кажется самым тяжелым, потому что Мэри, старающаяся чаще бывать рядом с Джоном, раздражает неимоверно. Ее улыбки и касания бесят, ее слова звучат фальшиво, а смех – неприятно и визгливо. Она старательно заглушает собой боль, заглушает собой Шерлока, она хочет заполнить Джона собой и своим образом, а внутренний Шерлок Джона, поселившийся однажды в его сердце, сопротивляется и ведет боевые действия, не собираясь быть изгнанным. Мэри тактически отступает, но не намерена проигрывать, и в конце второго месяца их отношений они держатся за руки: Джон терпит и иногда даже не хочет вырвать свои пальцы из ее крепкой хватки.
Третий месяц – месяц глухой обороны Шерлока в сердце Джона. Мэри тактична и мила. Она приходит в гости и приносит лимонные кексы собственного изготовления, она вытаскивает Джона прогуляться в парк и заставляет его кормить разжиревших уток, все никак не желающих улетать в теплые края. Она целует его в кинотеатре и шепчет на ухо обжигающие слова о любви и понимании. «Что она понимает в любви?», - с горечью думает Джон, приоткрывая рот в ответ на ее настырные действия, - «Что я сам в ней понимаю?». Он все же целует ее сам, в конце третьего месяца так называемых отношений, и Мэри в восхищении трется о него высокой грудью:
- Ты любишь меня, Джон! Ты хочешь меня, Джон! – выдыхает она громким шепотом, обдавая его запахом ментола и ванили.
- Я ненавижу тебя! - кричит про себя Джон. - Я ненавижу себя! – с яростью сжимает ее предплечья, почти кусая за губы.
- Какая страсть, - восхищается она. – Может, поднимешься на чашечку кофе? – они стоят около ее дома, в свете уличных фонарей глаза Мэри загадочно и призывно мерцают – Джон лишь качает головой, отступая на шаг.
- Уже поздно, тебе пора спать, - бормочет он и сбегает.
Мэри с сожалением и жалостью смотрит ему вслед.
Четвертый месяц – месяц близости. Шерлок в сердце Джона сдается, затаившись в самом дальнем уголке. Иногда Джону кажется, что он тоже умер, как и реальный Шерлок Холмс. Но иногда, по ночам, он чувствует легкое касание тонких музыкальных пальцев его сердца и знает, что это – Шерлок. В этом месяце Джон и Мэри впервые занимаются сексом. У Джона не было близости с женщинами со времен падения Шерлока, и теперь он словно учится заново: как поцеловать, что погладить, где надавить, чем раздвинуть, куда вставить. Это смешно, ведь секс основан на голых инстинктах. Он даже не чувствует к Мэри любви, может быть симпатию, но не больше. Просто, когда он сопит, раздвигая ей ноги, когда он мнет ее грудь и когда вбивается в ее лоно, он забывает о боли. На смену ей приходит радость первобытного обладания, сладость удовлетворения и разрядки, чувство теплого и живого рядом. Оказывается, что без Шерлока Джону ужасно одиноко и холодно. Не то, чтобы они с соседом часто обнимались или сидели рядом, соприкоснувшись телами, но тепло на Бейкер-стрит было результатом их общего там присутствия, разговоров и молчания, взаимопонимания и сопричастности общей жизни. Без Шерлока все становится унылым и холодным, и лишь теплые умелые руки Мэри выводят Джона из этого ледяного ада.
Пятый месяц – месяц откровений. Джон впервые рассказывает постороннему человеку, Мэри, о Шерлоке. Нет, о нем невозможно рассказать все, да и рассказ будет далек от истины. Шерлок, этот гениальный мальчишка, впустивший в свою жизнь такого заурядного и покалеченного Джона, подаривший ему увлекательный мир погонь и расследований, с заразительным восторгом щедро делящийся своей юностью и неуемной энергией, невероятный, восхитительный, удивляющий и покоряющий Шерлок просто невоспроизводим ни устно, ни эпистолярно, ни как иначе. Джон даже не пытается, он просто рассказывает Мэри о своей потере, напоминая сам себе эпического Гильгамеша, оплакивающего своего Энкиду. Мэри понимающе молчит, сжимает его руку, успокаивающе гладит по плечу, а потом позволяет выплакаться. Джон не плакал миллион лет, и вот теперь слезы неведомым образом облегчают душу, вымывая если не всю, то хотя бы часть боли. Он вжимается в Мэри и понимает, что больше не чувствует к ней отвращения, нет былой претензии за то, что она пытается вытеснить собой Шерлока. Шерлока больше нет, вытеснять некого. Стоит принять мир таким, каков он есть и перестать ждать чуда. Мэри сама предлагает навестить могилу Шерлока, и Джон соглашается. Ему тяжело там находиться, видеть темный камень с его именем, просто думать об этом месте, как о могиле друга, но Мэри крепко держит его за руку и не позволяет ему даже помыслить о слезах. Слезы остаются внутри, Джон уверен, что они вырвутся наружу ночью, но пока он держится, крепче сжимая руку Мэри в ответ.
Шестой месяц – месяц радикальных мер и глобальных перемен. Проснувшись в одиночестве в своей квартире от очередного кошмара с пробитым мостовой черепом Шерлока, он решает, что с него хватит. Больше Джон не желает спать один и просыпаться в поту и с именем Шерлока в беззвучном крике. Пусть он не любит Мэри, но она любит его. Она хочет видеть его своим, а он хочет покоя. Они могут дать друг другу то, в чем так остро нуждаются. Все просто и понятно. Они используют друг друга, прикрываясь красивыми словами о любви, и Джон не считает это неправильным. В конце концов, все люди используют друг друга, манипулируют, маскируясь благочестивыми порывами. По крайней мере, Джон честен с собой как никогда, он даже рационален, что, как ему кажется, понравилось бы Шерлоку, будь тот рядом. Джону, чтобы не сойти с ума, нужна рядом Мэри, значит, завтра он пойдет в ювелирный магазин и выберет кольцо, а затем сделает ей предложение. В его плане Мэри выглядит неким удобным условием, и это немного смущает. Чтобы реабилитироваться в своих же глазах, он решает, раз уж цели его слегка неблаговидны, все сделать хотя бы красиво. Он заказывает столик в дорогом ресторане и покупает кольцо. Главное, чтобы об этом не узнала Гарри – она отчего-то не любит Мэри. Впрочем, Гарри также нетипично не любит Шерлока, хотя о покойных либо хорошо, либо ничего – Гарри на это плевать. Джон вспоминает недавний разговор у них с Кларой, когда сестра не особо доброжелательно отозвалась о Шерлоке.
- Можно подумать, ты с ним была знакома, - сердится Джон и ловит немного растерянный и виноватый взгляд Гарри. Джон точно знает, что никогда не знакомил сестру с Шерлоком, так что взгляд этот ему непонятен.
- Что с твоим прошлым? – невпопад спрашивает Гарри, вероятно, желая переключиться с неприятного для нее обсуждения Шерлока. – Ты так и не вспомнил то, что забыл?
Джон пожимает плечами:
- Если верить вам с Кларой, это были самые скучные годы, - невесело улыбается он. – Афганистан, конечно, внес некоторое разнообразие, но я об этом не помню.
Гарри сочувственно кивает:
- Друзья по армии пишут? – интересуется она скорее из вежливости. – Ни с кем не встречался?
- Нет, - Джон мотает головой, - пришло, как раз недавно, приглашение на встречу с однополчанами, но я вряд ли выберусь. Ехать далеко, да и не помню никого, - Гарри понимающе кивает, и Джон с легким раздражением думает о том, сколь разные эмоции можно прикрыть одним лишь кивком.
Уже дома он со смесью любопытства и страха достает из ящика стола свой браунинг, долго рассматривает его, гладит по стволу пальцами, прицеливается в стену, затем приставляет дуло к виску и на некоторое время просто замирает, затем с легким вздохом сожаления прячет браунинг обратно в ящик стола, закрывая его на ключ. Он совершенно не помнит, откуда взялся этот пистолет, ведь явно незаконным путем, браунинг не зарегистрирован, но за время дружбы с Шерлоком он не раз выручал их, а еще однажды Джон из него убил человека. «Хорошее средство от головной боли и одиночества», - горько усмехается Джон, - «радикальное».