В 13.30 подхожу к тому самому кафе и жду. Обеденный перерыв у Оли короткий, примерно в это время она уже должна выходить. Рассчитал точно — ее «цок-цок-цок» от каблуков я замечаю даже раньше, чем успеваю ее увидеть.
— Дима! — она бросается мне на шею, будто мы все еще встречаемся. Прикосновения липкие, неприятные — после них надо будет помыться раза на два. Какая же мерзость. Уворачиваюсь от любых попыток меня коснуться.
Оля это замечает и надувает накачанные губки.
— Ты обиделся?
— Ты ебнулась? Ты мне машину разбила!
— Ну что ты. Я же не специально.
Если до этого у меня и были сомнения, точно ли это сделала Оля, то теперь их не осталось. Злость вырвалась из меня криком:
— Не специально? Превратила ее в хлам — не специально?! Ты же знаешь, сколько я вкалываю, чтобы ее отработать! Ты же знаешь, мать твою, что она мне нужна не просто покататься! От нее жизнь моя зависела — а ты ее расхерачила!
Рука невольно сжимается в кулак, и я невероятным усилием воли сдерживаюсь. Пап, если бы ты знал, какие идиотки встречаются в мире, ты бы не запрещал мне бить женщин!
— Свой джип я тоже помяла, — пытается оправдаться Оля. У нее такой невинный вид, будто она мне на ногу наступила, а я тут разорался из-за такой мелочи.
— Лучше б башку свою дурную помяла. Мы расстались давным-давно, до тебя еще не дошло?
— Не так уж давно.
О боже, у нее что, айкью в районе десяти? Как я мог встречаться с этим?
— Я просто увидела тебя с другой девушкой и немного вспылила. Прости, котик.
Оля тянется ко мне. Нет, она серьезно не понимает, в каком я сейчас состоянии? Что я едва себя контролирую?
На мгновение я закрываю глаза и делаю вдох-выдох. Оля в это время успевает обнять меня, а я просто пытаюсь удержать кулаки, которые так и чешутся. Так и стоим, будто бы влюбленная парочка — со стороны, наверное, так и выглядит.
Открываю глаза. Впереди, возле входа в кафе, замечаю другую девушку — лицо у нее какое-то знакомое. Где я мог ее видеть? Я готов отвлечься на что угодно, лишь бы не думать сейчас о прилипале-Оле. Она же уже щебечет мне на ушко, продолжая обнимать меня:
— Давай забудем об этой мелочи. Я очень скучаю.
Я постиг дзен. Понял, что дуры — есть дуры, до них ничего не доходит. И даже если я сейчас ее действительно ударю (а делать я этого, разумеется, не буду), она все равно не поймет, что наделала. Избалованная девчонка. Работает в ТЦ, только потому что ни на что больше не способна. И тот джип, на котором она в меня въехала, не ее — родители купили бездельнице, чтобы добиралась на работу, на которой и за сто лет не заработает на такой транспорт. Не знает цену труду. Не понимает, как тяжело быть простым человеком без богатеньких родителей. Она о жизни не знает ни-че-го.
Злость прошла. Осталась только жалость — как когда смотришь на какую-нибудь букашку. Я совершенно спокойно беру Олю за запястья и отвожу ее руки от себя. Она, дурочка, приняла этот жест за прощение.
— Я пишу заяву. Номер твоего джипа знаю — он же не твой, твоего отца? Значит, заявление прилетит на его имя. Пусть восстанавливает мою машину.
Оля хлопает глазами. Сначала непонимающе, а потом — вполне себе с осознанием. Так было и в день, когда я решил с ней расстаться — сначала она давила мне на жалость, а потом, поняв, что это бесполезно, кинулась на меня с кулаками. Сейчас Оля тоже превращается в безумную всего за несколько секунд.
— Заяву? Ты с ума сошел? Отец меня убьет. Ты решил мне отомстить?!
Она быстро переходит на крик. Пытается вырвать руки. Я отпускаю их, и Оля, не удержавшись, падает на асфальт. Я ухмыляюсь. Я не бил ее, пап, она сама упала. Но как же приятно видеть, что ей больно. Плохим людям должно быть больно.
— В следующий раз я собью не твою машину, а тебя!
— Удачи с этим.
Я, не желая продолжать разговор, машу ей напоследок и ухожу быстрым шагом прочь.
Сегодня нужно действительно заглянуть в полицию. Не люблю я их, но выяснять отношения с этой идиоткой самостоятельно у меня нет никакого желания.