— Дорогая моя лаисса, — ласс Корвель указал ей взглядом на подвешенного пленника, — вы можете увидеть, кто отправил сюда эту тварь?
Кати перевела взгляд на заклинателя и приблизилась к нему. Некоторое время она смотрела в глаза мужчины, так же не сводившего с нее колючего взгляда, затем вздохнула и протянула руку, касаясь разбитых губ. Она поднесла к глазам окровавленные пальцы и прикрыла веки.
— Ты должен это сделать, брат, — наконец произнесла она. — Это ради нашего блага. Орден сможет доказать, что мы сила… Мы должны быть полезны… Мы… Большего не вижу, — тяжело выдохнула она и обернулась к лассу.
— Ясно, значит, направил их главарь, — сказал Корвель, поднимаясь с бревна. — Вы можете идти, дальше мы сами.
Кати склонила голову и направилась на выход, стараясь не думать, что сейчас произойдет со связанным человеком. Она понимала, что ему причинят боль, но так же помнила про пустую люльку в доме фермера и груду костей на полу.
— Кто ты? — услышала девушка и обернулась.
Заклинатель смотрел ей вслед.
— Кто ты? — повторил он. — Ты ведьма?
— Она та, кого не бывает, как и заклинателей, — усмехнулся сайер, закрывая своим телом Катиль от взгляда пленника. — Продолжим.
— Спасите меня, добрая лаисса! — вдруг закричал заклинатель.
Катиль стремительно приблизилась, обошла ласса Корвеля и снова взглянула в глаза мужчины. Она почувствовала гнев, и он все сильнее рос в девичьей душе. Еще никого и никогда не ненавидевшей по-настоящему, а сейчас ощутила именно это темное и незнакомое ей чувство.
— А кто спасет тех, кого растерзали волки? — спросила она. — Кто вернет им жизнь? Святые да очистят твою черную душу, заклинатель, а мое сердце плачет от криков тех, кого загрызли в их же собственных домах.
Она бросила взгляд на Корвеля, изумленно приподнявшего бровь, после отвернулась и покинула мужчин, спеша оказаться подальше от отвратительного ей человека и сайера, готового совершить очередную жестокость. Но эту жестокость Катиль не считала чрезмерной. Ласс воздавал по заслугам. Девушка вернулась к своей лошади. Она присела на облюбованный пенек и закрыла глаза, стараясь не думать о тех несчастных, чьи последние минуты она пережила в своих видениях, и о том, кого сейчас пытал ласс Корвель.
К лаиссе Альвран подошел старый ратник. Он поднял лицо к хмурому небу, с которого начинал моросить мелкий дождь, вздохнул и подумал, что его кости уже начали прислушиваться к заунывной мелодии холодных капель и вторят ей, скуля и ноя.
— Я захватил из замка Маель свежего хлеба, — наконец произнес Рагнаф. — Это не та пища, которую привыкла есть благородная лаисса, но все же лучше, чем ничего.
Катиль открыла глаза, посмотрела на ратника и улыбнулась ему:
— Благодарю вас, я люблю хлеб. Мне его в детстве часто давала нянюшка. Посыпала солью и брала на наши прогулки. Мне кажется, я ничего вкусней не едала с тех пор.
— Дитю на воздухе и сухарик черствый, как сласть, — добродушно рассмеялся старый Рагнаф. — Держите, моя госпожа.
Мужчина вытащил из-за пазухи толстый шмат мягкого хлеба, завернутого в тряпицу, развернул и подал девушке. Она снова улыбнулась мужчине и, заметив, как он сглотнул, отломила себе треть и остальное вернула Рагнафу.
— Теперь и я вас угощу, — произнесла Кати. — Берите, а не то обижусь, — она притворно нахмурила брови, — и предскажу вам какую-нибудь гадость.
Ратник укоризненно покачал головой.
— Вы совсем худенькая, в чем душа еще держится? — ответил он.
— Ласс Корвель называет меня воробьем, — звонко рассмеялась Катиль.
— Птичка вы и есть, — усмехнулся Рагнаф. — Птичка-невеличка, — и он принял кусок хлеба из рук лаиссы, но тут же разломил и отдал молодому пареньку, у которого была перевязана рука, и часть лица так же скрывала повязка после встречи с волками. — Держи, малец, — сказал старый воин.
Так их и застал злой и усталый Корвель. Он вышел из старых развалин, вытирая кинжал от крови. Звонкий смех девушки привлек внимание сайера. Мужчина некоторое время смотрел на двух своих ратников, молодого и старого, и благородную лаиссу, смеявшуюся над рассказом Рагнафа, как простая крестьянка, забыв и своем воспитании и прохладном спокойном тоне. Гален Корвель вдруг поймал себя на двух противоречащих друг другу желаниях. Первое было более привычным, сорвать раздражение после неудачного допроса на троице, к которой начинали прислушиваться другие войны. А второе желание оказалось по-настоящему неожиданным. Захотелось подойти к ним и сесть рядом, слушая старого Рагнафа и смеясь так же беззаботно, как лаисса Альвран. Но выбрал суровый сайер первое.