Ага, как же. Так я сразу и перестану обращать на них внимание. Вскоре я стала замечать, что мама права: читать по лицам людей оказалось не так уж сложно. Потом я поняла, что так же часто могу предугадать, что случится в следующую минуту; мысли, действия. Теперь я чувствовала себя сильнее, я ощущала, как моя тайна делает меня более уверенной в себе.
На следующий день нулевым уроком у меня было фортепьяно, а первым — алгебра. На алгебре я сидела с самым несносным, вредным и самодовольным мальчиком в классе — Стасом, и недавно мы опять поссорились из-за его поведения. Впрочем, сегодня я была совершенно уверена: он все равно сядет ко мне, даже несмотря на то, что мы уже больше недели не разговаривали.
Мои опасения оправдались, а это значило, что мне снова целый урок придется терпеть его. Впрочем, что скрывать — он мне нравился, а я, как мне казалось, нравилась ему. Я привыкла верить своим ощущениям, особенно после маминых слов. Как обычно не поздоровавшись, он уселся рядом. Я подавила желание улыбнуться и принялась листать учебник. В тот день мы так и не поговорили, хотя шаткий и недолговечный мир был установлен.
Испортило все даже не его поведение, и не мое желание его унизить, как он любил говорить — испортил все наш одноклассник по имени Артур. Он давно уже порывался дружить со мной, но теперь все зашло слишком далеко. Мы стали сидеть вместе на всех уроках, даже на алгебре. Этого Стас не выдержал. Он прорыдал всю алгебру, смотря на меня несчастными глазами, и я поняла, что переступила черту.
Через неделю мы со Стасом снова сидели вместе, но я чувствовала — все изменилось. Однако, вскоре Стас опять растаял, и мы с ним мило побеседовали перед уроками. Расстроил все снова не кто иной, как Артур. Была перемена. Мы с подругой остались в классе, а остальные разошлись по своим делам. Не знаю, зачем Артуру понадобилось мне позвонить — но когда Стас зашел в класс, на нем не было лица. Он был свидетелем этого звонка, и хорошо еще, что я не взяла трубку! Его поведение снова стало хуже некуда, и мы опять поссорились: на этот раз серьезно и надолго. Я наговорила ему столько гадостей и неприятных вещей, он отвечал тем же, так что о примирении и речи быть не могло. Впрочем, я не особенно и жалела — на мой взгляд, он вполне заслужил такого обращения с моей стороны.
А через месяц наступило лето. Я с головой ушла в музыку, в книги, в развлечения и старалась позабыть о Стасе, чей образ постоянно рисовался в моей голове. Способности мои постепенно стали для меня нормой, и я уже не придавала им столько значения, сколько прежде — ведь, как известно, привыкнуть можно ко всему.
В сентябре все пришли в школу отдохнувшие, веселые, счастливые, и я не стала тому исключением. Вопрос о Стасе все еще тревожил меня, но я пустила все на самотек: подойдет сам — хорошо, не подойдет — так и быть. Он подошел уже на следующий день, второго числа, неловко улыбнулся и поинтересовался, как я провела каникулы. Я ответила, и беседа невольно завязалась. Подруга, с которой я до этого разговаривала, деликатно отошла. Про ссору Стас даже не упомянул, чему я была несказанно рада — прошлое осталось в прошлом, началась новая страница нашей истории, и я надеялась, что она будет более удачной, чем ей предшествующая.
За последующие две недели Стас стал мне ближе, чем мои подруги за целый год, и я решила проверить его и рассказать ему все о своем даре. К моему удивлению, он даже не засмеялся — только молча стоял, внимательно меня разглядывая.
— Пройдемся, — предложила я и, неожиданно для самой себя, взяла его за руку. Стас и не думал сопротивляться.
Мы были уже в конце коридора, когда он вдруг спросил:
— Ну что, провидица, можешь прочитать сейчас мои мысли? — и на его лице мелькнуло лукавое выражение.
Я сосредоточилась и почувствовала, как что-то чужеродное проникает в мою голову. Только это была не мысль, это была эмоция.
— Ты счастлив, — выдохнула я, сильнее сжимая его ладонь.
— Твоя правда, провидица, — ответил он, улыбаясь.
И я улыбнулась в ответ.