— Встань на колени! — услышал он. — Ну! — От волнения голос у матери был хриплый, страшный. — Дай на могиле отца клятву, что никогда в жизни не будешь больше курить!
Вместо того чтобы обрадоваться, что никто не собирается его убивать, Ваня вдруг разрыдался. Он упал на колени в снег и, дрожа, заикаясь, провыл:
— Никогда… не буду… курить…
И заплакавшая Елена Ивановна стала целовать его мокрые от слез глаза, нос, губы…
Егор и Ваня промерзли на скамье, пока не рассвело.
Егор выкурил все сигареты, сидели они, тесно обнявшись, согревая друг друга. Было страшно встать и пойти к крыльцу приемного покоя, и было страшно сидеть, ничего не делая, но так, по крайней мере, оставалась надежда.
Вдруг кто-то окликнул их. Это была та самая женщина-врач, что выгнала их вечером из приемного покоя. Она шла по аллее энергичной походкой, вся в белом, первые блики солнца отражались в стеклах ее очков.
— Вы что здесь делаете? Ах, мальчишки, мальчишки! Разве можно так! Маме вашей лучше, она уже в палате, второй час, как спит. Уходите немедленно домой, непослушные такие, а то мама почувствует, что вы здесь, и проснется! — Говорила она быстро, с напором, по нахмуренному лицу блуждала улыбка. — Домой, домой, сейчас же домой!
Ваня физически чувствовал, как каждое слово ее сдвигает с него невидимую тяжелую каменную плиту, сдвигает и отталкивает все дальше, дальше, становится легче дышать. Он со всхлипом втянул в себя холодный утренний воздух. И стало вдруг легко, как-то пусто внутри, страшно захотелось спать.
Когда они вышли за ворота, Ваня взял брата под руку, прислонился головой к его плечу, закрыл глаза и очнулся только тогда, когда на шоссе их подобрал какой-то грузовик. Шофер смеялся, подмигивал, у него были желтые прокуренные зубы, и похож он был на Славку Вершинина — такой же худой и черный. В кабине было тепло, и Ваня опять заснул, и как они приехали в Сонину квартиру, потом не помнил.
4
Ни новая школа, ни новые товарищи не произвели на Ваню сильного впечатления. Еще в поезде он много с волнением думал, какая она, столичная школа, в которой ему учиться, и представлял ее совершенно особой, сияющей чистотой, красками, новенькими приборами, ему даже страшно немножко было — вдруг он не сможет учиться здесь так, как все. Но школа оказалась самая обыкновенная. Это было старое четырехэтажное кирпичное здание, мрачное снаружи и темное внутри; классы как классы, ничуть не лучше тех, в которых Ване приходилось сидеть раньше, доски так же исцарапаны, парты так же разрисованы рожицами, сердцами, пронзенными стрелами, и надписями типа: «Не храпи на уроке, ибо храпом своим разбудишь ближнего». Ученики были ничуть не лучше, не умнее, ходили в такой же одежде, так же ловили мух и, оторвав им крылья, кидали соседу за шиворот. Были здесь свои умники и свои дураки, большинство же было непримечательно, по крайней мере с первого взгляда, и Ваня даже не запомнил хорошенько, как кого зовут.
Каждый день они с Егором ездили к Елене Ивановне в больницу, добираться приходилось долго — на троллейбусе, потом на метро и автобусе, — в один конец уходило часа полтора. Больница стояла в лесу за высоким деревянным забором. С забором не очень сочеталась каменная арка с массивными железными ворогами, но ощущение несоразмерности сразу пропадало, как только они ступали в широкую березовую аллею, ведущую к нарядному двухэтажному зданию с колоннами, с широкой каменной лестницей. Казалось, это и не больница вовсе, а дом отдыха или санаторий. Больные носили здесь веселые пестрые халаты, совсем не похожие на те, темно-серые, мышиного цвета, что выдавались в больнице, где Елена Ивановна лежала с инфарктом.
В просторной светлой палате стояло шесть коек. Елена Ивановна лежала у окна. На сине-белых квадратах пола прыгали солнечные зайчики, отражавшиеся в стеклах распахнутых оконных рам. Эти зайчики веселили Елену Ивановну, она любила на них смотреть. В последние три дня ей стало лучше, но, когда наступало время обеда к ней подкатывали столик на шарнирах и устанавливали его над кроватью так, что она могла есть, не вставая, чуть приподнявшись и откинувшись на подушки. Ваню страшно поразил этот столик, когда он впервые увидел его: вот техника! Вот что значит Москва! Конечно же, Елену Ивановну здесь в два счета поставят на ноги!
5
Перепрыгивая через ступеньки, Ваня легко взбежал на третий этаж и в дверях класса столкнулся с высокой, крупной девочкой.