Провинциздат, ясное дело, не мог остаться в стороне, и в двадцатых числах марта назначили профсоюзное собрание. Помимо одобрения свежих партийных директив, планировалось и мероприятие, имевшее большую практическую ценность, а именно: выборы председателя профкома взамен выбывшего Шрайбера. Рекомендовали на это место Анатолия Васильевича Беспородного.
В эти дни в поведении Камилы Павловны наблюдалась повышенная активность. То есть она и всегда-то была достаточно подвижна, но тут ее обуяла некая телефонная мания, заставлявшая в усиленном режиме менять местоположение. Она вела долгие, зачастую вполголоса, переговоры с неизвестными Андрею абонентами, причем частенько бегала, чтобы позвонить, в унаследованную Викентьевой бывшую монаховскую келью, а иногда и на третий этаж – в бухгалтерию. Из-за такого броуновского движения в ее загадочных переговорах порой возникали непредвиденные сбои. К примеру, разговаривает она с кем-то у Викентьевой, а звонок раздается в родной редакции, и тогда трубку поневоле берет кто-то другой. Как-то трубку поднял Андрей, и его попросили передать Камиле Павловне, что ей звонил из столицы какой-то Шпундик от Анатолия Владимировича. Андрей, естественно, транслировал ей эту информацию, и его начальница почему-то жутко смутилась…
Зачастил к ней с визитами и собкор центральной газеты «Безвестия» Гуанов – фигура совершенно анекдотическая. Будучи земляком ГПК, он рвался в писательский союз и навыпускал уже десятка полтора фотоальбо-мов, изображавших классика в разных жизненных ситуациях: «ГПК на рыбалке», «ГПК на охоте», «ГПК путешествует» и т. п. Второй тематический пласт писательских изысков Гуанова составляли фотоальбомы, посвященные лошадям, но опять-таки не всяким-разным, а упомянутым в произведениях корифея. На этом поприще Гуанов соревновался с художником-иллюстратором Панкратовым. «Наши кентавры» – такое прозвище дал им восторженный репортер после посещения выставки, где экспонировались работы обоих. В финансовом отношении состязание шло ноздря в ноздрю, но в части признания со стороны коллег Панкратов имел несомненное преимущество. Его в свое время без всяких проблем приняли в союз художников, а вот с вступлением Гуанова в писательский союз дело не клеилось. С одной стороны, конечно, не дремали завистники, не догадавшиеся вовремя застолбить золотую жилу. С другой же, имелись и резонные формальные препятствия. Союз-то – писателей, а не фотографов. И ссылка претендента на то, что, дескать, и вся текстовая часть альбомов написана им самим, в расчет не принималась. Он уже неоднократно подавал заявление в союз, но писательское собрание неизменно его проваливало.
Надо отметить, что формалистике осоюженные писатели и вообще придавали болезненное значение. Был печальный случай, когда талантливый литератор и знаток искусства, издавший в столице несколько блестяще на-писанных биографий художников, также был забаллотирован на приеме. Бледенко выдвинул тогда такой остроумный довод: «Он пишет о художниках, так пусть идет и вступает в союз художников». Бледенке моментально ответил Дед: «А если бы к нам пришел Тургенев с «Записками охотника» – ты бы его отправил в Общество охотников и рыболовов»?..
Раньше Гуанов появлялся в редакции не слишком часто, а тут вдруг чуть ли не каждый день стал припираться. Длиннобудылый и притом сутулый, он крюком сгибался над лошаковским столом и украдкой бросал на Андрея из-под пышной негритянской копны взгляд любознательного дауна.
Андрей догадывался, что вся эта лошаковская суета со звонками и визитами каким-то боком касается его, но повышенного интереса не только не проявлял, но и не чувствовал: до того все это ему надоело!
В день профсоюзного собрания Андрей решил наконец прояснить ситуацию с другом-поэтом. И, после длительного перерыва, вновь сцепился с Лошаковой. Правильнее, конечно, сказать, она с ним сцепилась. Сам-то он всего лишь вежливо спросил, ставить ли в апрельский график подготовленный им поэтический сборник.
– Что вы мне своих друзей проталкиваете! – без разминки завелась Камила Павловна. – Свою книжку пропихиваете – мало? Так теперь еще… – Что «теперь еще», сформулировать ей так и не удалось.
– Так если у меня друзья талантливые – что ж им, из-за дружбы со мной от ворот поворот давать? Человек печатался практически во всех центральных журналах, о его публикациях только ленивый не писал, к тому же наш земляк – да мы сами его уговаривать должны, чтоб он у нас издался!
– А вы читали, что о нем критики пишут?