– Мы с вами в другом месте поговорим, – и, на следующем рывке в сторону двери с естественной неизбежностью зацепив провод, грохнула на пол телефонный аппарат, затравленно дёрнулась, как запутавшийся в силке хищник, с трудом выпростала ногу, оглянулась, как бы раздумывая, поднять его или нет, в отчаянье махнула рукой, будто стукнула невидимый баскетбольный мяч, развернулась к двери, в два подскока достигла дверного проёма, где в то же самое мгновение обозначился овальный контур Трифотиной с двумя огромными туго набитыми хозяйственными сумками.
6
С нечленораздельным урчаньем, полуразвернувшись (Неонилла Александровна прытко сместилась в сторону), Лошакова выпихнулась в коридор, а Трифотина, одышливо сопя и причмокивая, испуганно вопросила:
– Что это… наша девушка… как скипидаром подмазанная? Это вы её так… накрутили?… – Проковыляла к своему столу. – И телефон на полу – всё ясно. Что тут у вас – очередная дискуссия состоялась?
– Да вроде того, – неохотно отозвался Андрей.
Трифотина покрутила головой и принюхалась, как следопыт, пробующий по одному ему ведомым приметам определить, что произошло. Внимание её привлёк не вровень задвинутый в ряд том «Мури».
– Опять насчёт Казорезова спорили?
– В том числе, – уклонился от подробностей Андрей.
Роясь в недрах бездонных своих сумок, Трифотина продолжала допытываться:
– Говорила, что работать с ним надо, помогать? Сама вон – наплодила полный шкаф графоманов – и у всех в соавторах. Один Самокрутов покойный без её помощи справлялся… – Трифотина загадочно улыбнулась. – Вы её ещё не знаете, Андрей Леонидович, наша девушка ох не промах! Двадцать лет назад она такая передовая была, над Солженицыным слёзы лила, а потом поняла, что к чему, и как-то мне проговорилась: «Надо, Неонилла Александровна, от этой жизни побольше урвать, второй не будет», – ну и пошла с тех пор вразнос… Главное – хапнуть побольше…
Откровения Трифотиной оборвало появление Маруси:
– Андрей Леонидович – к директору.
– Держитесь, – напутствовала его Неонилла Александровна.
7
Лошакова сидела спиной к двери директорского кабинета, её смятение и негодование метафорически выражал взъерошенный затылок.
– Присаживайтесь, Андрей Леонидович, – сухо пригласил директор.
«Начало сценария однотипное», – отметил про себя Андрей.
– Андрей Леонидович, – негромким сипловатым тенором продолжал дир, – Камила Павловна жалуется, что вы её оскорбляете.
– Не могу согласиться с этим утверждением, – спокойно ответил Андрей.
– Он обвинил, что я лгу умирающему Бекасову, – вдруг плаксиво загундосила Лошакова. – Я, я забочусь о тяжелобольном человеке, его нельзя расстраивать, а он – он меня оскорбляет, угрожает (Андрей встряхнул головой в недоумении: угрожает? Чем? Когда?)… Я забочусь о тяжелобольном человеке, – тупо повторила она, – это… это ложь во спасение! – выпалила она с мелодраматическим надрывом… (Ого, изумился Андрей, – какие мы выражения, оказывается, знаем, вот так да!)
Лошакова запнулась, а он молчал, твёрдо решив отвечать только на директорские вопросы – чтоб не дать втянуть себя в базарную склоку. Но дир взглянул на Андрея вопросительно, что следовало расценить как призыв высказаться по поводу лошаковской тирады.
Андрей снисходительно полуулыбнулся директору, как бы намекая тому, что оба они, неглупые мужики, понимают: нельзя всерьёз принимать неуправляемые женские эмоциональные выплески.
– Насчёт угроз – это, вероятно, художественная гипербола – я бы счёл ниже своего достоинства угрожать женщине; а что касается оскорблений, – по-моему, Камила Павловна сама себя оскорбляет собственной ложью.
– Вот, вы слышите? – сдавленно визгнула Лошакова.
– И уж никакой логики, – невозмутимо продолжал Андрей, – невозможно найти в утверждении о спасительности такого обмана. Ничего себе забота о человеке: сначала заживо похоронить автора – чем ещё можно объяснить исчезновение его книги из плана? – а потом врать ему – да ещё как убедительно, тыча пальцем в несуществующую строчку, – что всё в порядке, можно не волноваться.
– Андрей Леонидович, – увещевающе заполнил паузу дир, – Камила Павловна действовала из лучших побуждений.
– Книгу из плана выкинули тоже из лучших побуждений?
– Нет, вы видите, как он разговаривает – как он даже с вами осмеливается разговаривать! – трагически простонала Лошакова.
Дир пригладил один из торчащих над затылком вихров (второй по-прежнему щетинился антенной) и растерянно повёл глазами с Андрея на Лошакову и обратно.