– Изучаешь витрину лизоблюдства?.. – не дожидаясь ответа, друг, как всегда стремительный и куда-то спешащий, повлек Андрея за собой к лестнице. – Нас ждет Мэтр, – сообщил он на ходу. – У Мэтра большие проблемы, и как раз связанные с этой сволочной газетенкой. Ты читал?
– Нет... – Андрею, не остывшему еще после головоломного дня, сложновато было так резко переключиться на чужие проблемы. – А что случилось-то?
– Его товарища собираются судить за распространение забугорной литературы. Вызывали, спрашивали: Мэтр, естественно, дал тому самую благоприятную характеристику. А теперь в «Киянке» его самого назвали клеветником и намекнули, что он тоже антисоветчик. Статья в партийной газете – начальство должно сделать оргвыводы. Теперь Мэтр под угрозой увольнения… Стоп! А это откуда взялось?..
Вдоль тротуара вниз по проспекту в сторону Подона несся, перехлестывая через бордюр, бурный поток. Над ним поднимался, вея миазмами, легкий зловещий парок с душком преисподней. Самое подходящее дополнение к адской жаре.
– Десять минут назад ничего такого не было, – пробормотал Андрей, соображая, как же перебраться на другую сторону. – Давай пройдем вверх: может, доберемся до источника и обогнем его. Да заодно надо и горючего в кабаке прихватить – в магазинах-то шаром покати… Погоди, а это что такое?..
У края тротуара трепыхался прибитый течением глянцевый листок с портретом. Что-то в нем показалось знакомым, и Андрей, зажав ноздри, наклонился рассмотреть.
– Ба, да это же Самокрутов! «К семидесятипятилетию классика подонской литературы», – прочитал вслух. – Юбилейный буклет. Откуда ж он приплыл?.. Ага – вон откуда!
На углу Пушкинского бульвара толпилось десятка два людей с авоськами и тележками, загруженными стопками перевязанных книг. Там, в неприметном подвальчике, ютился пункт приема макулатуры. Сдаешь двадцать кг и получаешь дефицитный томик – «Проклятые короли», «Анжелика», «Мегрэ» и тому подобное.
– Чего ж это – такого классика и даже в макулатуру не приняли? – усмехнулся друг.
– Весу маловато в буклетике – наверно, потому и не взяли.
– А как же – «томов премногих тяжелей»?
– Не тот, стало быть, случай.
Они пересекли Пушкинский, поднялись к цирку и остановились на углу улицы Пресного, бывшей Овсяной. Выяснилось, что поток выворачивал на проспект именно отсюда. Путь вверх, к гостинице и ресторану «Подонск», был тоже отрезан.
– Вам куда, молодые люди? – окликнул друзей веселый голос.
Рядом с ними, утопая до середины колес в зловонной луже, остановилось транспортное средство, какое вряд ли где можно было увидеть в середине восьмидесятых годов двадцатого века. Если бы Андрей не встречал его раньше, то поразился бы не меньше друга, ошарашенно разглядывавшего сквозь очки нежданное видение. Это была карета, выкрашенная нарядно блистающей серебрянкой, влекомая изящной, серой в яблоках, в тон экипажу, лошадкой, которая брезгливо отворачивала морду от поверхности текучей массы. Повозка эта предназначалась для катания детишек в парке, но сюда-то как попала?.. Похоже, она принадлежала цирку, и таким способом животное отрабатывало свой хлеб, то бишь овес…
Возница, одетый в сверкающую серебром же, да еще и с пестрыми крапинами ливрею, жизнерадостно скалил зубы:
– Ну так как? Едем или нет? Трамвая ждать долго, такси кусается, а у меня тариф щадящий: промежуточный меж тем и тем.
– Давай! – махнул Андрей другу. – Транспорт подходящий. – И объяснил кучеру: – Нам сначала до ресторана, чтоб взять, а потом по Пресного два квартала в сторону Первой Конной.
– А чего взять-то хотите?
– Ну не соку же! – удивился непонятливости возницы Андрей. – Этого добра в любом гастрономе навалом.
– Ладно, прыгайте скорей, пока Звездочка не задохнулась. Будет вам и не сок.
Звездочка, высоко поднимая копыта, форсировала не совсем водную преграду и повернула налево, а там, на сухой стороне, резво понеслась легкой рысцой вверх.
– А еще говорят, что в карете прошлого далеко не уедешь! – под цокот подков крикнул Андрей другу. Тот молча кивнул.